не заставит меня ещё раз подойти к его столу и воспользоваться компьютером и принтером этого человека. И на следующий день я с самого утра пошла к нашим инженерам и попросила их хоть как-то решить проблему с принтером, и один товарищ предложил мне подключить мой компьютер к принтеру Юли Решетниковой, на что я согласилась, предварительно, конечно, переговорив с Юлей. И хотя она тоже несильно этому обрадовалась, но не могла не понять, что я нахожусь в безвыходной ситуации, и эта мера носит временный характер, пока в начальнике нашего отдела не взыграет совесть, и он не попросит новый принтер в материально-техническом отделе.
С Алексеем же я вообще перестала разговаривать. Более того, я старалась ни в коем случае не оставаться с ним наедине, даже если это была случайная встреча в коридоре, потому что, заметив меня, Веников даже не пытался казаться вежливым и по любому поводу стремился задеть и унизить меня. Наши отношения накалились до предела, и было неясно, когда и как это должно закончиться.
Глава 28,
в которой я пытаюсь всё наладить
Но кроме нас с Алексеем, а также Лены с Мишей, появилась ещё одна пара антагонистов, которые стали открыто ненавидеть друг друга. Это Юля и Фёдор. Причём их ситуация была хуже тем, что они обитали в одном служебном кабинете, отчего страдали не только они, но и все мы.
Даже не знаю, что послужило поводом для их ссоры, я в то время частенько моталась в Министерство и обратно и потому не сильно следила за развитием событий, но предполагаю, что виной тому стал острый язычок Юли, которая благодаря уму и знанию психологии умела задеть человека за живое, и не все могли это стерпеть. Особенно Фёдор, который всегда отличался обидчивостью. И поскольку я была третьим человеком, который сидел с ними в одном кабинете, то мне досталась роль громоотвода в этой компании.
Когда Юле или Фёдору требовалось что-то сказать друг другу (чаще это было поручение начальства), то каждый из них просил меня передать эту просьбу тому, кому она предназначалась. Что, впрочем, не мешало им продолжать пререкаться друг с другом по малейшему поводу.
Находиться в кабинете стало невозможно, и потому Фёдор, подготовив какой-то документ, старался лично отвезти его в Министерство, вместо того чтобы сдать его в канцелярию на отправку. Я тоже старалась поступать так же, иногда даже специально подходила к руководству, чтобы узнать, не нужно ли что-то куда-то отвезти. А уехав, не спешила вернуться обратно. Но день шёл за днём, а лучше не становилось. В итоге однажды пятничным вечером, когда практически все разъехались по домам, я решила подойти к Макарову, чтобы начальник своей властью как-то урегулировал возникшие проблемы.
Я никогда не была стукачом и сейчас не собиралась им быть. О случившихся в нашем отделе скандалах знали не только все юристы, но и другие отделы, потому ничего нового сообщать Макарову я не собиралась. Я лишь хотела, чтобы он вмешался в ситуацию и наладил работу подчинённого коллектива.
– Анатолий Юрьевич, – обратилась я к нему, – я сейчас скажу Вам то, что Вы и сами хорошо знаете, но, вероятно, не замечаете глубины возникшей проблемы.
Макаров внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал, поэтому я стала говорить дальше.
– Вот уже вторую неделю подряд сотрудники нашего отдела находятся во взвинченном состоянии. Все переругались друг с другом. На работе находиться просто невозможно. Обстановка очень нервная, а работа у нас ответственная и интеллектуальная. Может быть, Вам стоит вмешаться и поговорить с коллективом? В конце концов, пересадить кого-то! Например, когда Юля и Фёдор одновременно находятся в кабинете, я вообще не могу работать! Напряжение такое, что его можно ножом резать! Сделайте что-нибудь, потому что лично мне очень трудно сосредоточиться в такой обстановке! Думаю, остальных тоже напрягает эта ситуация, которая ничем хорошим закончиться просто не может.
Макаров вновь посмотрел на меня, а затем сказал:
– Думаю, ты преувеличиваешь!
– Наоборот, – с живостью откликнулась я. – О самых неприятных моментах я ещё умалчиваю!
– Уверен, что если немного подождать, всё само собой наладится, – не желал разделять моё беспокойство за судьбу отдела начальник.
– Поверьте, не наладится! Всё станет только хуже! И в итоге всё закончится тем, что половина отдела разбежится!
– Не разбежится! Трения возникают во всех коллективах, но всё наладится! – отказывался признавать очевидное Макаров. – На следующей неделе Фёдор уходит в отпуск, так что обстановка в твоём кабинете сразу станет легче. А когда он вернётся, то забудет обо всех своих ссорах с Юлей. За Фёдором Алексей пойдёт в отпуск, а там и лето не за горами. Сначала Юля пойдёт в отпуск, потом ты, и за это время каждый из вас успокоится и станет гораздо терпимее относиться друг к другу. Ситуация исправится сама собой!
И хотя я знала, что ничего само собой не исправится, а Макаров, сидящий в отдельном кабинете на другом конце коридора, порой бывал даже не в курсе того, что творилось в подчинённом ему коллективе, продолжать переубеждать начальника я не стала. Он не хочет вмешиваться – это было очевидно. Возможно, он даже боится вмешаться, тем более, как я упоминала ранее, большая часть сотрудников была старше его по возрасту, и он сомневался, что с его мнением будут считаться. Особенно если это мнение не касалось служебных вопросов. И несмотря на то, что как начальник он нёс ответственность за поддержание морального духа и работоспособности в коллективе, Макаров предпочёл пустить всё на самотёк, и повлиять на его решение я не смогла.
С грустью я покинула кабинет начальника, чтобы со страхом дожидаться начала следующей рабочей недели.
Глава 29
о том, как в моём окружении появляется единомышленник, а мечты о Нобелевской премии приобретают реальные очертания
На следующей неделе Фёдор ушёл в отпуск, и напряжение в нашем кабинете чуть снизилось. Лена с Мишей тоже перестали срываться друг на друге, но это случилось скорее потому, что они фактически не общались между собой, хотя было непохоже, чтобы чувства Михаила к Лене пошли на убыль. Мы с Алексеем тоже перестали волком глядеть друг на друга и хотя бы начали здороваться, что уже было прогрессом. Но я понимала, что это всего лишь затишье, потому что любое моё неосторожное слово или поступок снова смогут спровоцировать бурю. А через несколько дней Макаров сказал мне следующее:
– Вот видишь, Катя, я был прав! Всё наладилось, стоило лишь немного переждать!
– Ничего не наладилось! – с горечью ответила я ему. – Просто народ устал ругаться, и наступило временное перемирие. Прежней дружбы между нами уже нет!
– Подожди ещё немного, и всё вернётся, как было! – не соглашался со мной Макаров.
– Хотелось бы
