в полу полупальтика и без приглашения, следуя обычаю, уселась на лавку под матицей и с ходу, приступила к делу.
– Вы, чай, не знаете почто я к вам пришла.
– Знамо нет! – хлебая жирные щи и неторопливо жуя, заметил хозяин.
– Я ведь к вам по большому и неотложному делу.
– По какому – говори, – догадываясь по какому делу пришла Анна, вступила в разговор и хозяйка, невестина мать.
Анна глазами обозрев избу кругом, и удостоверившись, что из посторонних никого нет, начала сватовство вплотную:
– У вас вон, невеста больно гожа, а у меня жених, тоже не плох. Давайте их сосватаем вместе, – жеманно улыбаясь, изрекла Анна.
При упоминании «невеста» Манька застыдилась, засовестилась, зарделась лицом, перестала есть, положив на стол ложку.
– Да ведь у тебя, Дорофеевна, у самой-то, ни невесты, ни жениха нет, – шутливо заметил Василий Григорьевич.
– Свово нет, зато чужой есть, да еще он мне намного сродни.
– Кто такой? – нетерпеливо спросила хозяйка.
– Минька Савельев – вот кто! – умиленно хихикнув резанула Анна.
Василий Григорьевич, заслышав о женитьбе, настороженно положил ложку, стал размышленно раздумывать уредив жевание. Не по нутру ему стал Минька Савельев с тех пор, когда он узнал от сына Федьки, что зуб ему выбил Минька, с тех пор заимел неприязнь к нему, и вот теперь, когда подосланная сваха, сватает за Миньку его дочь Маньку, поперхнуло у Василия Григорьевича, в горле встал комок, который всячески подсказывал: «Откажи!» И Василий Григорьевич, не тяня время, не дав возможности сунуться с языком жене, или коим грехом, готовности невесты заявить: «Я согласна», он поспешно проговорил:
– Придётся это дело отложить до завтра! Мы тут с матерью, да и с невестой, потолкуем, посоветуемся, покумекаем – потом скажем.
Пришлось Анне уйти ни с чем, ни «да», ни «нет». Пришла Анна, доложила Савельевым о неопределённости Василия Григорьевича и пообещала сходить к Лабиным назавтра.
На другой день, Анна, с намерением узнать о результатах семейного совета, снова побывала в доме Лабиных, но видимо отец невесты, решил упрямо воспротивиться породниться с Савельевым, не смотря на душевное желание невесты выйти замуж за Миньку, так как между ними была взаимная любовь. Придя снова к Савельевым, Анна потаённо от Миньки, шептала на ухо Любови Михайловны:
– Я так ничего положительного от него и не добилась. Упёрся как бык перед новыми воротами, и ни в какую, и ни слова, словно он язык проглотил, а ведь человеку в душу не влезешь! – оправдываясь в своем промахе тараторила Анна уходя.
По отрицательному покачиванию головой Анны, Минька определил и понял, что отказано. Словно кипятком обдало его с головы до ног, сразу спустилось у него хорошее настроение. В груди его сердце заколотилось, словно как у пойманного стречета, горло перехватила какая-то колючая сухмень, глаза от обиды увлажнились, на потную спину, словно, попала сенная труха. Опечаленный странным известием, он понуро опустил голову. При мысли «Видимо счастье пролетело мимо» парень совсем затосковал и не выдержав напора слез, он поспешно выскочил из избы в огород подышать свежим воздухом.
Дорого обошёлся Миньке Федькин зуб. А дело было так: любители играть на деньги, особенно в орлянку, Минька и Федька играли в общем кругу игроков. Федька, научился, по-особенному метать высоко подбрасывать вверх, трёхкопеечной монетой, до блеска начищенной о подмётку ботинка. На солнце метка блестела трепыхая как бабочка. Метая, Федька обычно, во всеуслышанье кричал: «Прочь от кона!» и если выпадал «Орел» самодовольно улыбаясь, сгребал с земли звенящую мелочь. Федька, не прочь был и смухлевать: метнуть и имеющейся у него на припас двухорловой меткой, за что в этот раз он от Миньки Савельева и получил по зубам. В результате лишившись зуба и быть бы тогда драке, но Федька, почувствовав себя слабым против Михаилова кулака – отступил. Федькин отец, узнав об этом случае, затаил на Миньку злобу, которая и обернулась теперь для Миньки «решкой».
Видя, что в деле сватовства произошла заминка, Василий Ефимович озлобленно вскипел:
– Это не сватня, одна прокламация, – раздраженно высказался он. – Ну и что за диво-то какое! Подумаешь – отказали. Чай село-то не клином сошлось. Мы для его не хуже невесту подыщем! – успокаивая себя, гордыбачился Василий Ефимович. И, по-своему стал вслух истолковывать свое помышление: «Видимо, эта невеста не по нам. Ну да не беда, дело поправимое, невесту мы ему найдём не хуже, а лучше. Была бы шея – хомут найдётся. Брать, так девку, а не чемырушку», – с досады уже пошёл на расхаивание невесты Василий. «А что касаемо Лабина: баба с телеги – кобыле легче, и гора с плеч! И эта забота из головы вон», – с раздражением, но примирено разглагольствовался Василий Ефимович.
– Но этого оскорбления, я Лабину во век не прощу! – вновь растрополился Василий Ефимович. Он запальчиво вновь разошёлся в гневном словоизречении, в нем все клокотало, как вулкан. – Я ли ему, добра не делал, деньгами на перевёрт выручал, и прочее другое. Кабы знать дело, ни за что бы, я с ним не стал валандаться-то. А однажды, все-же я ему выговорил, сдержанно, но веско. Пообещал выручить деньгами, а сам кукиш в кармане держу и то ругаю себя. Чёрт дёрнул меня тогда сунуться с языком, а это все с той поры на разлад и пошло. Он тогда разобиделся на меня и ушёл медведем, протопав с крыльца моего. А теперь, я ему при встрече – руки не подам! Загордился и знаться не хочет! – заглазно обзывал и костерил непристойными словами Савельев Лабина. – Я и в глаза ему все выскажу, схожу и выговорю, уж я ему напою, у меня не заржавит! – грозился он, – Или где на дороге встречу, натешусь!
– Вон он как раз и идет по улице, ступай, пока не прошёл! – посылала его Любовь Михайловна, случайно завидев Лабина шедшего по улице.
Но кто горд и честолюбив, тот быстро не ходит. Где надобно шагнуть всего-навсего два шага, он этот путь разделит на маленьких три шажка. Так и Лабин, любит, чтобы все его заметили – или из-за деловой надобности, или так просто, чтобы увидали, что Лабин идёт. И они встретились на улице.
– Я искал случая повстречаться с тобой Василий Григорьевич, и поговорить по очень важному делу, – перехватив путь Лабину, сказал Савельев. – И побаить с тобой с глазу на глаз надобно. Ты что же друг, иль сильно разбогател, ни с кем знаться не хочешь, чем это я тебе поперёк пути встал, или мало деньгами услужливо выручал, а? Что, значит и дружба врозь. Ну, ладно, баба с телеги – кобыле легче! – не стерпел, сгрубил Савельев, молчавшему Лабину.
Длинного разговору между ними не получилось. Заранее приготовленные слова у Савельева, как-то сразу из головы
