с мельницей, правее Слобода с Ошаровкой и мельницей на конце, а еще правее: Курмыш и Поповка с двумя мельницами, а сюда ближе – улица Мочалиха и Набережный порядок. В поле, на горе виден овражек Рыбаков, правее от него едва виднеются вершины дубов и колодезя. На большой дороге видна искромсанная молнией одинокая берёза. Дальше виднеется село Волчиха, а левее село Вторусское, с его, красочно разукрашенной церковью, а там, вдали, на пригорке, около леса, видна крылатая мельница. А еще дальше, едва видна, слегка прикрытая сизой туманностью, даль и черта горизонта – там, кажется, небо сходится с землей. От избытка нахлынувших чувств, в голову Ваньки, невольно вселяется дерзкая мысль: да есть-ли за этой чертой «что», да живут ли там такие же люди, как мы! Ванька перешёл к Южному окну: внизу, прямо перед ним зеленеет кронами, знаменитый церковный яблоневый сад. Справа от него церковная сторожка (богодельня), чуть подальше – изба-читальня, рядом с ней кооперативная лавка, а дальше: улица Шегалев; вдали конец Жигули, влево от него болото Клюковое, а еще левее улица Бутырка. Поодаль от нее виден оазис деревьев в ограде – сельское кладбище с чуть виднеющимися среди деревьев могильными крестами. Дальше видно поле, вдалеке видны деревни Михайловка, Пологовка, правее от них село Ломовка и хутор с трубой над спиртозаводом. А там, далеко за лесом, находится город Арзамас – знаменитый тридцатью тремя церквами утопающих в зелени садов.
Потом Ванька перешёл к западному окну, и тут есть чем полюбоваться. Прямо у подножия колокольни уличная дорога, по которой не раз езживал Ванька с отцом на лошади, направляясь в город, и каждый раз, поравнявшись с божьим храмом, отец набожно снимал с головы картуз и благоговейно осенял грудь свою крестным знамением в знак того, чтобы поездка была плодотворной и благополучной. Слева, виден обширный дом попа Касаткина Николая Васильевича, а справа дом дьякона Константина Порфирьевича Скородумова. За домами этих священнослужителей, расположен обширный, сплошной фруктовый сад, с прудом и беседкою. За садом поле с Шегалевскими тремя мельницами, а там и село Верижки, влево от которого виднеется нить с желтой насыпью – железная дорога. Невдалеке от Верижек, видна с детства знакомая Ваньке, желтая казарма с двумя белыми трубами над крышей, отсюда с высоты, она кажется игрушечным домиком. В стороне от казармы, видна знаменитая зеленая дубрава, в стороне, справа от Верижек, видна станция Серёжа и село Чернуха. Правее в лесу, на пригорке виднеется посёлок Пошатово. Прямо, на западе, в синей дымке туманности, чуть виднеются поля с перелесками и селения Селема и Никольское, а там, за полями и лесами, далеко, далеко, находится наша столица, матушка Москва.
Наконец Ванька перешёл к Северному окну, из которого полнее видна его родная улица и его родной дом. Сначала, он устремил свой взор вниз на берёзы в каменной церковной загороди. Здесь он увидел грачиные гнезда, мерно раскачивающиеся на вершинах крон. Беспокойные и хлопотливые перелёты грачей, причём, видит он их не в обычном виде, с брюшка, а сверху, со стороны спинки. За загородью видны обширные кроны, знаменитых двух величественных вязов. Этим вязам-братьям, от роду, пожалуй, будет около трёхсот лет, кроны их так обширны, что в них легко укроются более тысячи птиц. Листьев на этих вязах, пока не видно, кроны их пока покрыты невзрачной весенней цветенью. За вязами видна знаменитая двухэтажная школа, в которой почти каждый житель села, получал первые азы познаний грамоты: научился читать, писать и задачи решать. Ванька, глазами невольно, снова натыкается на свой родной дом. Он взором с высоты обводит свою родную Главную улицу, смотрит на улицу Мотору, а за ней на улицу Забегаловку, Главный Дунаев перекрёсток. Смотрит на Лесную улицу, за ней видит две мельницы. А дальше – поле с поперечной дорогой и Воробейкой. За перелеском, видна луговина поймы реки Серёжи, на ней виднеется пасущаяся скотина. Отсюда, с высоты колокольни, Ванька взором сразу отыскал в табуне свою серую корову и Серого. За полем, вправо в сторону села Второрусского, виден лес-бор, левее от него лес Лашкины грядки, еще левее – песчаный пустырь «Волчий дол», а еще левее роща «Шубино», на окраине которой виднеются причудливые постройки дач, принадлежавшие когда-то некоему Шверину, а теперь тут находится Дом отдыха. За первым лесом видна обширная поляна, по которой с Востока на Запад, протекает знаменитая, с песчаным дном и рыбой, река Серёжа, место весёлого детского развлечения, рыболовства и лихого озорного купания, видны её прибрежные кусты ольхи и вербника. За Серёжей виден прикрытый сизой туманностью дальний лес, массив которого простиратся до самого горизонта. В стороне, влево, на Синдаловой горе виднеется (таинственная в Ванькином детстве) прогалина среди дальнего леса. А там, за дальним лесом, далеко город Нижний Новгород – губерния. Наглядевшись досыта, до полного упоения этими художественно-очаровательными, прелестными освещёнными ласковым весенним солнцем, Ванька в душе своей мысленно и вдохновенно размышлял: «До чего же чудодейственно все вокруг – увлекательное загляденье». И невольно у Ваньки вырвалось из перенасыщенной зрелищем груди: «Господи! Какая кругом красотища! Как хорошо вокруг все устроено!»
Пока Ванька все это, под колокольный звон рассматривал, его сердце и воображение было полно самых радостных чувств и торжественного ликования, и это все запечатлелось в его душе и в голове навеки.
Между тем, Трынок, заканчивая свой музыкальный концерт колокольного трезвона, по-особенному с переборами позвенел маленькими колоколами, дав сигнал этим Саньке, что пора и поставить точку. Звон окончен, медленно замирали звуки, медленно затихал громовой звук большого колокола. Слезая с помостка звонаря, Трынок с торжеством горделиво проговорил: «Вот как по нашему-то звонят! Ну, я пошёл, а вы тут занимайтесь, трезвоньте, сколько в вас влезет, я всю эту неделю колокольню запирать не буду! Кто хочет – пусть звонят!», – сказал Трынок ребятам и ушел. Санька торопливо вскочил на помосток, собрал в руки веревочки от маленьких колоколов, упёршись грудью в стойку, подцепив петлю подлокотного, ногой наступил на цепь набатного и подал Ваньке команду: «Ну, Ванька, берись за большой, а я буду маленькими лавировать». Ванька, напрыжившись стал раскачивать язык большого, Санька по наущению Трынкова, стал перебористо перезванивать в маленькие, и наращивая общий хор голосов, локтевым и набатным. Ванька выбрал нужный момент ударил в большой. Сначала у ребят не получалось, слышался фальшивый разнобой, потом все уладилось, удары стали ритмичными, звуки всех колоколов стали собираться в общую мелодичную симфонию и … пошла писать губерния. Назвонившись вдоволь, Санька с Ванькой усталые стали слезать с колокольни. Замирающие серебряные мелодичные звуки, долго гудели
