И вот вышли они вместе с отцом в поле... А кругом такая благодать! Во все стороны лежит степь, вся светло-желтая от созревшей пшеницы, от жухлой поникшей травы; струится сквозь легкую синеватую испарину земли этот мягкий солнечный свет, и кажется издали, что это вовсе не подкрашенный солнцем парок, а тихо падающие на землю золотистые зерна. И не видно ни дымных заводских труб, ни сел, ни одиноких путников. Только дорога, бесконечная, как степь, дорога, и куда ни глянешь, все падает и падает золотистая пороша зерна. "Видишь, какое добро приспело, а ты спишь... Эх, Иван!"
Черноземов очнулся, как от испуга; с минуту приглядывался: не светит ли сквозь щели солнце? Потом высунулся в дверь - зябко обдало утренней прохладой. "Роса сильная, значит, денек будет хороший, - отметил радостно Черноземов. - Солнце еще не встало. Успею". В избе возле печки уже суетилась хозяйка.
- Собери-ка мне чего поесть в сумку. Я в момент обуюсь и пойду.
- Господи! - всплеснула та руками. - В эдакую рань-то! Подожди... Позавтракаешь, а там на машине подбросят.
- Не велик барин на машинах-то разъезжать. Небось и пешком дойду.
Черноземов сердито засопел, натягивая сапоги. Перечить было бесполезно, и хозяйка, печально вздохнув, стала укладывать дневную провизию в сумку.
Утром после разнарядки Песцов и сам поехал туда, на Косачевский мыс, верхом на Буланце. В лощине, возле Солдатова ключа, он встретился с Лубниковым. Тот пас табун. Увидев Песцова, Лубников еще издали крикнул:
- Покурим, Матвей Ильич?
- Давай!
Лубников лихо подскакал:
- Моего самосаду. До печенок продирает.
Свернули по цигарке.
- Далече путь держите? - спросил Лубников.
- На Косачевский мыс. Там ячмень подошел. Думают нынче жать.
- Это поле Черноземова... Он там дневал и ночевал.
- Один, что ли?
- Подручный у него, тракторист. А теперь вот еще и Лесина взял к себе в звено.
- А почему от комбайна Бутусова отказывался?
- Бутусов не той породы... Этот все напоказ любит.
- А Черноземов?
- О, энтот мужик лют - он теперь за кажным колоском гоняться будет. Отрыжка капитализма, как сказал Семаков.
- Уразумел! За лошадьми поглядывай... В овсы поперли. - Песцов хлыстнул Буланца и помчался прочь.
Поле Косачевский мыс лежало на горбине высокого увала. Песцов поднялся по распадку, заросшему мелким шиповником, и выехал на дорогу.
"А места здесь в самом деле косачиные, - думал Песцов, оглядывая одинокие стога, разбросанные вдоль распадка; за ними начиналось желтое, широкое поле ячменя. - И зерно есть, и главное - стога, где тетерева любят табуниться. Надо осенью сюда заглянуть с ружьецом".
С краю поля, у дороги, выстроились три комбайна, два самоходных, один прицепной, с трактором; тут же сидели тракторист и комбайнеры, среди них Лесин, Черноземов - плотный широкоскулый мужчина в гимнастерке, Петр Бутусов и тракторист - молоденький паренек в ковбойке.
- Ну как? - спросил Песцов, спешиваясь. - В чем задержка?
- Роса была сильная... Влажновато малость. Плохо вымолачивается по росе-то, - сказал Черноземов.
- Ишь вы какие разборчивые! - усмехнулся Песцов. - Небось раньше и по дождю жали.
- Так то раньше.
- Все ж когда думаете приступить?
- Думаем двинуть, - отвечал за всех Черноземов, вороша колосья. Спелый...
Песцов вошел в ячмень, потрогал колосья:
- Да, косить можно. Когда третий комбайн подогнали?
- Только что.
- Вы же не хотели его брать?
- А кто нас слушает, - хмуро ответил Черноземов.
- Значит, вы вроде на помощи у соседа? - спросил Песцов Бутусова.
- Мне все равно... Где бы ни работать.
- А где ваш копнильщик? - обернулся Песцов к Лесину.
- Без него обойдусь, - ответил Лесин.
- Как? На вашем комбайне, с прицепным копнителем?
- А я приспособился, - Лесин застенчиво улыбнулся и заковылял к комбайну. - Гляди! Изготовил я две тяги... Первой сбрасываю солому. Р-раз - и готово! А вот этой тягой закрываю копнитель.
- Ну, ребятки, двинули! - весело сказал Черноземов. - Бутусов, ты начинай с этого краю. А ты, Лесин, в тот конец давай. А я начну отсюда.
Черноземов вытянулся, как ротный на смотру, и сказал торжественно:
- Ну, Матвей Ильич, с хлебом!
- С хлебом! - сказал Песцов.
Потом взревели моторы, застучали, застрекотали ножи и побежали колосья по транспортерам.
Целый день мотался Песцов в седле; был и в пойме, и на кукурузе, которую подкармливали звеньевые, с пастухами обедал на отгонах, часа три метал стога. Пропотевший, усталый, но довольный и хорошим днем - началом жатвы, и погодкой безоблачной, и работенкой, от которой лопатки на место встали, Песцов возвращался домой.
Переходя Солдатов ключ, Буланец остановился и начал пить. К переезду подкатил грузовик с полным кузовом ячменя. Шофер высунулся из кабины:
- Матвей Ильич! Там у Черноземова на поле скандал.
- Что такое?
- Звеньевой с Бутусовым не поладил. С поля гонит его.
- Что за черт! - Песцов заторопил Буланца. Тот упрямился, не шел в обратную сторону. Песцов огрел его плеткой и рысью свернул в знакомый распадок.
Поле Черноземова отсюда, от дороги, словно полысело теперь, и сквозь желтизну жнивья проглядывала серая земля. Сжато было много, но один комбайн стоял в стороне. К нему-то и направился Песцов, а от дальнего, тоже остановившегося комбайна бежал Черноземов.
- Что случилось? - спросил Матвей Петра Бутусова.
- Он, сукин сын, половину зерна в землю втаптывает! - кричал, подбегая, Черноземов. - Чешет на полной скорости, как на пожар. Смотри, какое жнивье высокое.
- Так ведь показатели давать надо, - пытался оправдаться Бутусов.
- На черта мне твои показатели! - крикнул опять Черноземов. - Он с этими рекордами колхоз без зерна оставит, а меня - без зарплаты. Не нужен мне такой помощник. Смотри, что он делает! Смотри! - обращался Черноземов к Песцову и показывал на жнивье.
- Дело ясно, - сказал Песцов. - Я позову агронома. Завтра утром она определит потери. Платить будет он.
- А не рано ли распоряжаетесь? - угрюмо спросил Бутусов.
- Не рано, а поздно!.. За подобные рекорды давно уже надо бить.
- Утром будет у вас агроном. Обязательно! - сказал, прощаясь, Песцов Черноземову.
"От такого геройства я постараюсь избавиться, - думал Песцов на обратной дороге. - И тут выходит - закрепление полей необходимо. Снимешь большой урожай со всего поля - и получишь больше. Пусть они и ломают голову. Быстро слишком жать - не доберешь, потери большие; медленно жать перестоится хлеб, начнет осыпаться... Вот и думай, кумекай, как жить? Хоть раздельным способом, хоть прямым комбайнированием. Какой для тебя выгодней, тот и есть передовой. Соображай, работай головой. Хватит на дядю рассчитывать".
В распадке у Солдатова ключа Песцов встретил Лубникова с табуном. Он спешился и передал повод Буланца Лубникову:
- Забери его.
- А ты как же, Матвей Ильич? Пешком?
- Подожду на дороге вечернего молоковоза. Мне на отгоны съездить надо.
- Что так? Аль седалище натер?
- Лошадь утомилась. А туда километров десять, не меньше.
- Ну, знамо. В машине оно способнее, чем в седле... Там подушечки мягче.
- Давай без комментариев.
- Я это вам к тому, чтоб вы ноги не слишком раскидывали в стороны после седла-то. По-нашему, по-деревенски, это называется враскорячку ходить. А то девки засмеют на отгонах.
- Иди ты к черту!
- Есть! Малина вам в рот... - Лубников приложил к козырьку растопыренную пятерню и лихо поскакал, уводя в поводу заседланного Буланца.
Песцов пошел к дороге и вдруг почувствовал странную расслабленность в коленях, словно оттуда выпали какие-то пружины и ноги теперь сами собой подгибались и трудно было устоять. Он присел на придорожную кочку и поморщился от неожиданной боли.
- Ну и казак! - усмехнулся он. - Наверно, в самом деле смешно, как я танцую на полусогнутых...
Он лег на спину, вскинул ноги на кочку и приятно почувствовал, как становились они легче, невесомее, как отходили ступни, словно сняли с них деревянные колодки. Он пытался уверить себя, что едет на отгоны по важному делу - разыскать Селину, послать ее, чтоб замерила, определила потери зерна. После того вечера она исчезла из села; говорили, что ночует на отгонах. И теперь Песцов ждал встречи с ней и волновался.
25
На отгоны Песцов приехал на закате солнца. На станах было пусто, доярки ушли на дойку. Двери в длинном бревенчатом бараке заперли на щепки. Он заглянул в окно и увидел Надин велосипед, прислоненный к стенке. Значит, где-то здесь и сама хозяйка.
Неподалеку от бревенчатого барака, на берегу озера трое пастухов - два мальчика и дед Якуша - лежали возле костра. На закопченной перекладине висел котел, в нем крупными пузырями булькал суп. Мальчишки шуровали в костре, ломали и подкладывали сучья. Дед Якуша, босой и в драной фуфайке, не снимавший ее даже в лютую жару, посасывал короткую трубочку и сплевывал с обрывистого берега прямо в озеро.
