- До тридцати тысяч четников и немцев, - сказал Август.
- А какие силы могут выступить против нас со стороны Удины?
- Надо полагать, значительные, - ответил Август. Почему-то ему не хотелось выкладывать все сведения о противнике, хотя он ими располагал. Дело ведь, товарищи, совсем не в том, сколько будет фашистов, а в том, как их разбить!
Вошел дежурный, подал Августу записку. По мере того как Август читал донесение, лицо его бледнело.
- Послушайте, что пишут наши товарищи, оставленные ожидать самолеты союзников с оружием и боеприпасами. "Весь день мы дежурили на склоне холма. В назначенное время никто не прилетел. Спустя немного показались два английских самолета; они сбросили три тюка обмоток и запас жевательной резины. Зато в это же самое время четникам Михайловича были сброшены и обувь, и обмундирование, и консервы..."
Август дочитал донесение.
- Очевидно, английские летчики опять заблудились, - заключил он. Всякий раз, когда им предстоит доставить что-нибудь партизанам, они теряют ориентиры и сбрасывают предназначенное нам нашим врагам!
Когда улеглось возмущение, Август кивнул Мрве; продолжайте.
- Я сомневаюсь, - продолжал Мрва, - справится ли бригада имени Гарибальди со своей задачей? Сможет ли она сдержать противника?
Август, подумав немного, спросил:
- По-вашему, одной бригады мало?
- Если бы это была настоящая бригада, тогда, конечно, одной бригады вполне достаточно. А на эту бригаду трудно надеяться, - ответил Мрва. - И, по-моему, было бы лучше не привлекать других. Триест надо брать своими силами.
- В боеспособности итальянской бригады сомнений быть не может, возразил Август. - Эта бригада прошла серьезные испытания, закалилась в сражениях. Ее бойцы не раз громили фашистов. Неверное, ничем не обоснованное мнение о том, что итальянцы плохие солдаты, давно пора отбросить. Когда люди сражаются за правое дело, они готовы на все. Совсем другая картина, если приходится сражаться черт знает за что... Никто не сможет отрицать, что итальянские партизаны совершили немало замечательных дел. И раз уж зашел разговор об этом, я хочу заметить следующее. Прежде всего, мы должны быть скромнее. Мы допустим серьезную ошибку, если переоценим себя, а роль других сведем к нулю. Надо смотреть шире и видеть дальше. Я не скрываю: встревожен словами товарища Мрвы. Мне почудились в них отголоски кичливости. Мы, мол, это мы, а они - что? Но, товарищи, если сегодня мы не сумеем оценить роль боевого соседа, от действий которого, кстати, зависит успех всей операции, то завтра, не исключено, мы перестанем разбираться в реальной обстановке и не сможем трезво оценить то или иное явление. Я давно слышу, например, разговоры о помощи. И здесь, мне думается, пора внести ясность. Можно сбросить нам тюк обмоток - это тоже как будто помощь. Но надо видеть и помощь - настоящую, неоценимую. Такую помощь оказывает нам своей героической борьбой Советский Союз. Его армия громит основные силы фашистов, связывает им руки здесь. Он помогает нам и оружием. Это - решающая помощь; не видеть ее может только слепой или злонамеренный. Не скрою, кое-кто стремится умалить эту помощь... Не нам, товарищи, заниматься такими рассуждениями. Мы - воины, мы должны быть справедливыми и честными в своих суждениях, потому что мы лучше знаем, кто и чем нам помогает...
Мрва, которого перебили уже второй раз, переминался с ноги на ногу, жалея, что выступил.
- Я, - сказал он, - о помощи ничего не говорю... Я ничего не отрицаю... Я только думаю, что, раз нам дана задача, надо ее решать своими силами...
Август и сейчас не уловил, не понял, - почему Мрва сделал ударение на том, что город надо брать своими силами. Зато Мрву хорошо понял Аслан: для него позиция Мрвы и не была особенно неожиданной; Мрва не раз говорил, что Триест город югославский, значит, югославы и должны его освобождать.
Выждав, пока комбриг кончил говорить, Аслан попросил слова:
- Я хочу сказать открыто все, что думаю. Мне кажется, товарищ Мрва, вы или не понимаете нашей главной цели, или мельчите ее. Мы уже несколько раз спорили с вами по этому поводу, не так ли?
- Здесь не место для споров, - возразил Мрва. Он сел.
- А я думаю, как раз место. И время. У вас туманные представления о будущем Триеста, - продолжал Аслан. - Вас слишком волнует вопрос, кому будет принадлежать Триест. Но разве мы ведем национальную борьбу? Наша цель освободить Триест от фашистов. Это - главное. Триест - многонациональный город. Как решится его судьба - это, конечно, пока никому не известно. Однако опыт истории учит, что представители различных национальностей могут жить в дружбе. Возьмем, к примеру, наш Баку. Там азербайджанцы, русские, армяне живут одной дружной семьей. И вот, когда я думаю о будущем Триеста, я представляю его похожим на наш многонациональный город. В нем будут жить люди разных национальностей, но националистам в нем не должно быть места...
От волнения Аслан стал заикаться, и Мрва, заметив это, засмеялся злорадно. Тогда Аслан сказал:
- Чему это вы смеетесь? И вообще, Мрва, вы ведете себя возмутительно! С такими взглядами, как у вас, невозможно оставаться в отряде. Или надо решительно исправлять свои ошибки, или уходить!
- Ого! - взвился Мрва. - Ты, пришелец, чужак, будешь мне указывать, что я должен делать и даже как я буду думать? Пробирайся домой и там указывай, кому как себя вести!
- Как у тебя язык поворачивается? - гневно спросил Мрву Анатолий. Аслан стоит сотни таких, как ты!
- Ну, это уж слишком! - рассвирепел Мрва.
- Аслан прав! - раздались голоса.
- Очень резко тоже не следует говорить.
- Правда глаза колет!
- Здесь не собрание!
Аслан взял себя в руки.
- Возможно, я и погорячился, - сказал он. - Но я считал и считаю, что здесь, в горах, мы сплотились и сдружились. Югославы, итальянцы и мы - это как три вершины Триглава. Я говорю "мы", хотя нас, советских граждан, немного здесь... Однако то, что мы делаем, дает нам право считать себя представителями советского народа... И поэтому я говорю: пока мы - югославы, итальянцы, советские люди - все вместе, мы сильны и несокрушимы, как горы Триглава. А всякий, кто посягнет на нашу дружбу... Одним словом, нам с такими - не по пути...
- Успокойтесь! - раздался повелительный голос Августа. - Мы очень ценим и никогда не забудем участия советских товарищей в нашей борьбе. У нас общий враг и общая цель. Аслан прав. Ссориться нам незачем. А вы, Мрва, должны прислушиваться к замечаниям Аслана. А предстоящие бои покажут, кто на что способен.
Затем выступили еще несколько человек; они коснулись конкретных вопросов: как лучше обеспечить скрытность движения, как быть с тяжелым вооружением и транспортом при переходе в горах, как добыть продовольствие, как развертываться на равнине.
Мрва молчал. Но видно было, что он нервничает, то и дело чувствуя на себе пристальные взгляды. Особенно его раздражал спокойно-изучающий взгляд Раде Душана.
Много полезных советов подали бывшие советские военнопленные, в том числе и Аслан. Когда речь зашла о деталях, он не мог утерпеть и выступил еще раз.
Август, подведя итоги совещания, поблагодарил командиров. К размолвке, вызванной выступлением Мрвы, он больше не возвращался.
- Итак, товарищи, слушайте боевой приказ...
Пока шло совещание, Сила расхаживал перед штабом - ждал брата.
Наконец появился Анатолий. Сила кинулся к нему.
- Анатолий, возьми меня с собой!
- Ради этого стоишь тут? - засмеялся комбат. - Другого времени не нашел? Тут, брат, обсуждают вопросы поважнее, чем твой. Завтра я решу, пойдешь ли ты с нами. Лучше, однако, не ходить...
- Это почему? Считаешь, что я еще не дорос? - Сила обиженно взглянул на брата.
- Поход будет трудный. Ты в горах еще не хаживал...
- Ты тоже не альпинист...
Анатолий задумался на минуту.
- Ну ладно, - сказал он, соглашаясь не потому, что настаивал Сила, а по другим соображениям. Если не взять парня с собой, то где оставить? А если отправить одного в Триест? Как он туда доберется теперь? - Пусть будет по-твоему.
Август намеревался отдохнуть после совещания, но, размышляя о споре Мрвы и Аслана, совсем потерял сон. И чем дальше он думал об этом споре, тем больше убеждался, что это не обычный спор. Непонятно, куда гнет Мрва? Он бывший офицер, но примкнул к нам давно... Неужели он националист? Что с ним делать? Его взгляды вредны, опасны. В бригаде, интернациональной по составу и по духу, они получают отпор. Можно ли такому человеку поручить ответственное задание? Националисты - люди озлобленные, готовые на любой, самый вероломный шаг...
Когда фашистские самолеты бомбили прежнее место дислокации бригады, у Августа возникло невольное подозрение, что немцы имеют среди партизан своего человека. Он говорил об этом с Раде, и тогда они перебрали в уме всех. И Август признался: "Сердце не позволяет видеть в ком-либо изменника. Все свои люди. Или кажутся своими". Теперь прежние подозрения снова закрались в сердце. Август чувствовал, что ему не уснуть до утра, если он сейчас же не поговорит с Раде.
