что ей будет плохо, и она…
– Ой, Дима, я тебя умоляю! – снова не узнала Юля своего голоса. Противный был голос, нахальный. – Я тебя умоляю, Дима! Тысячи женщин каждый день слышат признания своих мужей, что он любит другую, и тысячи мужчин поворачиваются и уходят! И никто не умирает при этом, поверь!
– А она умрет, Юль. Я знаю. Она любит меня. Может, для тебя это будет звучать странно, но я тоже ее люблю.
– А меня?
– И тебя люблю. Но…
– Да знаю я про это «но», знаю… А только хочешь правду, Дим? Ты вовсе свою жену не любишь. Ты любишь свое прекрасное осознание долга, любишь понимание своей необходимости для нее. И будто сам себя этим наказываешь… Ты не находишь? Это ведь уже немного на мазохизм смахивает.
– Может быть, может быть… Считай так, как тебе удобно, Юль.
– Но ты ведь понимаешь, что уже не будет так, как раньше? Не будет, если наши дети действительно любят друг друга и хотят жить вместе?
– Вот именно – если… Если действительно любят. А вдруг они ошибаются? За такой короткий срок трудно что-то понять… Уж я-то своего сына знаю, какой он! Сегодня с одной девчонкой встречается, завтра с другой… Я страшно удивился, когда он вдруг про женитьбу заговорил! Сразу и не поверил, но у него глаза были такие… Пришлось поверить, что ж… Но я еще с ним поговорю, сегодня же…
– Значит, мы с тобой пока не принимаем никаких решений?
– Нет, Юль. Какие тут могут быть решения… Так запуталось все… Думаешь, мне легко принять это решение?
– А мне… Мне вообще невозможно, Дим… – сглотнула она торопливо горькую слезу.
Он улыбнулся, протянул руку, сжал ее пальцы в ладони.
– Не плачь, Юль, не надо…
– Что ты, Дим! Я и не собираюсь…
– Ну вот и хорошо, и не надо.
Дима деловито посмотрел на часы, и она спросила тихо:
– Домой торопишься, да? Ты иди, Дим… Не стану тебя задерживать…
Он кивнул благодарно, потом оглядел зал, пытаясь отыскать официанта. Юля снова повторила тихо:
– Иди, Дим, иди… Я сама рассчитаюсь, не надо…
Он встал из-за стола, наклонился к ней, обнял за плечи и встряхнул слегка – все будет хорошо, мол… Поцеловал в щеку, распрямился, быстро пошел к выходу. Очень быстро. Будто сбегал…
А она еще долго сидела, глядя в окно. На город опускались сумерки, и людской поток иссякал помаленьку, все разбредались по домам. Очень хотелось поплакать, но она сдерживала себя. Народу в кафе было много, и не хотелось привлекать внимание. Лучше эти слезы домой донести как-нибудь…
* * *
– …Так мы идем сегодня в гости к родителям Анели, Матвей? Или не идем?
Анна Антоновна поставила перед сыном чашку с кофе, села напротив, глянула осторожно. И добавила тихо:
– Ты так нас с папой убеждал, так уговаривал, так торопился, а теперь молчишь… Ты что, передумал делать серьезный шаг, да? Испугался?
– Нет, мам. Я не испугался. Просто… Я пока не понимаю, что происходит…
– А что происходит? Анеля передумала выходить за тебя замуж?
– Нет, нет… Она не передумала. И не передумает, я знаю. А если передумает, то не от того, что меня разлюбила. Просто у нее случилось что-то… Я пока не знаю что. Она должна мне позвонить сегодня…
– Может, родители ее против такой скороспелой женитьбы? Не все же такие демократичные, как мы с твоим папой!
– Не знаю, мам! Говорю же тебе – не знаю…
– Так сам позвони Анеле и узнай и все! Чего зря себя истязать? Ты сам на себя уже не похож! Такие круги под глазами образовались, смотреть больно!
– Хорошо. Я позже позвоню ей. Может, она еще не проснулась.
– Ну, тогда я время терять не буду и в ближайший салон схожу, приведу себя в порядок. Не могу же я в гости чучелом заявиться, правда?
– Ты не чучело, мам. Ты очень красивая.
– Спасибо, сынок. И все же я прогуляюсь. Отца не буди, ладно? Он всю ночь не спал, я слышала. Переживает о чем-то. Наверное, на работе что-то не ладится. И даже на кухне курил… Десять лет уже не курил, а тут вдруг… Я и спрашивать даже не стала, что с ним происходит. Захочет, сам расскажет, правда?
– Не знаю, мам…
– Эх вы, мужчины мои… – грустно вздохнула Анна Антоновна, вставая из-за стола. – Что-то у вас обоих не так пошло, как надо, а мне ничего не рассказываете… Хватит со мной носиться уже как с писаной торбой, я вполне нормально себя чувствую! И хочу быть в курсе всех дел! Ты ведь тоже что-то от меня скрываешь, да, сынок?
– Нет, мам. Ничего. Говорю же – сам пока ничего не понимаю.
– Ладно, все выяснится со временем… Пойду я красоту наводить. Со стола уберешь, ладно?
– Хорошо, мам…
– И отца накорми завтраком, когда проснется!
– Хорошо…
Анна Антоновна ушла, оставив сына одного на кухне. Как только за ней захлопнулась дверь, Матвей тут же услышал в кухонном проеме голос отца:
– Доброе утро, сын! Я слышал, дверь хлопнула… Это мама ушла?
– Да. Она в салон решила сходить, прическу сделать.
– Вот и хорошо… Мне с тобой поговорить надо, пока мамы нет дома. Очень серьезно надо поговорить!
– Давай поговорим, что ж… – повернулся к нему Матвей, удивленный интонацией отцовского голоса. – Только мама просила тебя завтраком накормить… Сейчас я сырники разогрею…
– Да не надо ничего, Матвей! Скажи лучше… Ты все еще настаиваешь на том, чтобы мы с мамой пошли сегодня к родителям твоей девушки?
– Не знаю, пап… Я звонка от нее жду. Но я сейчас ей сам позвоню, погоди…
– Не надо, Матвей. Не звони. Хочешь знать, почему и она тебе не звонит? Я могу тебе все объяснить…
– Да откуда ты…
– Не перебивай меня. Послушай лучше. И будь мужчиной, ладно? Я скажу тебе сейчас все как есть. Надеюсь, ты постараешься все понять…
– Да что я должен понять? Говори уже, пап!
– Дело в том, что Анеля не хочет видеть нас у себя дома. И мама ее не хочет. Потому что… Потому что… Ну, в общем, мы с ее мамой… Понимаешь меня, Матвей?
– Нет. Совсем не понимаю. Что ты хочешь сказать? При чем здесь ты и мама Анели?
– Дело в том, что мы… Мы встречаемся уже много лет. Так получилось, извини. И ты должен меня понять…
– Да ничего я не должен понимать, пап! То есть… Я вообще ничего не понимаю! Что значит – встречаетесь? В каком смысле?
– В самом прямом. Как мужчина и женщина. Я надеюсь, мне не надо тебе объяснять…
– Но… Но этого просто не может быть, пап! Нет, я не верю… Ты же всегда говорил, что любишь маму! Ты всегда говорил, что любишь только ее, что это единственная твоя женщина! Да ты просто не мог, пап, я не верю… Ты что, все эти годы обманывал маму, да?
– Нет, я не обманывал, сынок. Я очень маму люблю. И Юлю я тоже люблю. Ну, так получилось, прости…
– Какую Юлю? – обескураженно переспросил Матвей, все еще не веря тому, что говорит отец.
– Анелину маму зовут Юлей… – тихо напомнил Дмитрий, отводя глаза в сторону. – И я до вчерашнего дня не знал, что ее дочь зовут Анелей. Как-то не спрашивал никогда… Мы о своих семьях с ней не говорили, меж нами не принято было…
– Да нет мне никакого дела, пап, что у вас принято было, а что не принято! Я просто не верю тебе, и все! Потому что так не бывает, пап, не бывает! Нельзя любить сразу двух женщин! Одну из них все равно не любишь, получается! Кого ты не любишь, пап? Маму или ее?
– Мы не о том сейчас говорим, Матвей… Не о том… Надо сейчас решать, как нам быть… Что делать… Ты же понимаешь, надеюсь, что мы с мамой не можем… То есть я не могу теперь повести маму знакомиться с Юлей! Ну представь, как это все будет выглядеть? Какой пыткой это будет для меня, для Юли? И мама тоже… Если узнает, если почувствует… А она обязательно все почувствует, я знаю! Почувствует эту фальшь, это вранье…
– Пап… А ты о ком больше волнуешься, о маме или… об этой женщине? – вкрадчиво спросил Матвей, глядя на отца со злостью. – Ты ведь мне так и не ответил… Кого больше любишь, маму или ее?
– Я тебе ответил, Матвей. Я люблю их обеих. По-разному люблю, но…
– Да не верю я тебе, пап! Не бывает так, не бывает!
– Не тебе меня судить, Матвей! Не тебе! Не ты ли до недавнего времени убеждал нас с мамой, что любишь всех девушек подряд? Не ты ли, наш резвый пикапер? А сейчас ты, стало быть, влюбился-переобулся и можешь отца учить? Сам-то себя послушай, великий праведник!
– Ну да, я таким был, не отрицаю… Но я же сам себя не понимал…
– А теперь, стало быть, понимаешь?
– Да. Теперь понимаю. Я люблю Анелю, она моя
