и забралась на верхнюю точку. Открыла рюкзак, вынула оттуда учебники, толстую папку с конспектами и улеглась перед одной из могил, после чего сказала:
— Выходи, хватит прятаться. — (Я чуть язык не проглотил от страха, вдруг сейчас откуда ни возьмись появится дух, но потом сообразил, что эти слова адресованы мне.) — Если заплатишь четвертак сверху, можешь даже посмотреть вблизи.
Засунув руки в карманы, я вышел из-за большого дуба и стоял там, не понимая, зачем вообще пришел.
— Твой родственник? — Я кивнул на могилу.
Джулия оглянулась через плечо:
— Да. У моей бабушки было место рядом с ним на «Мейфлауэр». — Она посмотрела на меня исподлобья. — Сегодня что, нет крикетного матча?
— Поло, — отвечаю я и улыбаюсь. — Жду, когда приведут моего коня.
Она не поняла шутку… или не посчитала ее смешной.
— Что тебе нужно?
Я не мог признаться, что следил за ней.
— Помощь, — сказал я, — с домашней работой.
Честно говоря, я даже не смотрел, что нам задано. Взял верхний лист из ее папки с конспектами и прочел вслух:
— «Вы едете мимо места страшной автомобильной аварии с участием четырех машин. Видите стонущих от боли людей и лежащие на земле тела. Обязаны ли вы остановиться?»
— Почему я должна помогать? — спрашивает Джулия.
— Ну, по закону не должна. Если вытащишь кого-нибудь и от этого человеку станет хуже, тебя привлекут к суду.
— Я не о том. Почему я должна помогать тебе.
Лист планирует на землю.
— Ты обо мне не слишком высокого мнения, да?
— Я обо всех вас не слишком высокого мнения, точка. Вы кучка недоумков, которые скорее умрут, чем станут общаться с тем, кто не похож на вас.
— А ты не то же самое делаешь?
Она смотрела на меня одно долгое мгновение, после чего принялась убирать свои вещи в рюкзак.
— У тебя ведь есть доверительный фонд? Если нужна помощь, найми репетитора.
Я поставил ногу на один из учебников:
— А ты не стала бы?
— Натаскивать тебя? Ни за что!
— Останавливаться. Увидев аварию.
Ее руки замирают.
— Стала бы. Даже если закон говорит, что никто не отвечает за других, помогать людям, попавшим в беду, — это правильно.
Я сел рядом с ней, так что ее нервно трепещущая рука оказалась рядом с моей.
— Ты и правда в это веришь?
Она опустила взгляд на колени:
— Да.
— Тогда как ты можешь бросить в беде меня?
Я вытираю лицо бумажным полотенцем, которое вытаскиваю из диспенсера, поправляю галстук. Джадж, как обычно, топчется кругами рядом со мной.
— Ты все сделал хорошо, — говорю я псу и треплю его по мохнатому загривку.
Когда я возвращаюсь в свой офис, Джулии уже нет. Керри сидит за компьютером и печатает — редкий момент продуктивной деятельности.
— Она сказала, что если нужна тебе, то ты, черт возьми, сам ее найдешь. Ее слова, не мои. И попросила все медицинские документы. — Керри оглядывается через плечо. — Ну и видок у тебя!
— Спасибо. — Мое внимание привлекает оранжевая бумажка с адресом на столе секретарши. — Ей прислать документы туда?
— Да.
— Я сам этим займусь, — говорю я и сую записку в карман.
Через неделю у той же могилы я развязал шнурки на тяжелых ботинках Джулии Романо. Снял с нее камуфляжную куртку. Ступни были узкие и розовые, как тюльпаны изнутри. Ключицы таили в себе загадку. И стали первым местом, куда я поцеловал ее со словами:
— Я знал, что ты красивая здесь.
Фицджеральды живут в Верхнем Дерби, в доме, какой мог бы принадлежать любой обычной американской семье. Гараж на две машины, алюминиевый сайдинг, в окнах старомодные наклейки со спасающим ребенка пожарным. Когда я оказываюсь на месте, солнце уже скрывается за коньком крыши.
Всю дорогу я пытался убедить себя, что слова Джулии никак не повлияли на мое решение приехать к своей клиентке. Что я сам планировал немного прокатиться, прежде чем возвращаться домой.
Но, по правде говоря, за все годы практики — это первый раз, когда я приехал к кому-то на дом.
Звоню. Дверь открывает Анна:
— Что вы здесь делаете?
— Проверяю, как ты.
— Сколько это стоит?
— Нисколько, — сухо отвечаю я. — Это часть кампании по развитию бизнеса, которую я провожу в этом месяце.
— А-а. — Она складывает на груди руки. — Вы говорили с моей мамой?
— Стараюсь как могу этого не делать. Полагаю, ее нет дома?
Анна качает головой:
— Она в больнице. Кейт снова там. Я думала, вы у них были.
— Кейт не моя клиентка.
Ответ, кажется, разочаровал Анну. Она заправляет за ухо волосы:
— Ну, вы что, хотите войти?
Я прохожу следом за ней в гостиную и сажусь на широкий низкий диван в вишнево-синюю полоску. Джадж обнюхивает углы мебели.
— Я слышал, ты встречалась с опекуном от суда.
— С Джулией. Она водила меня в зоопарк. Кажется, она ничего, нормальная. — Анна мельком заглядывает мне в глаза. — Она что-то сказала обо мне?
— Она беспокоится, не говорит ли с тобой мама об этом деле.
— Кроме как о Кейт, здесь больше ни о чем не говорят, — отвечает Анна.
Мгновение мы глядим друг на друга. В пространстве, выходящем за рамки отношений клиент — адвокат, я теряюсь.
Я мог бы попросить ее показать свою комнату, но мужчине-адвокату ни в коем случае нельзя оставаться в спальне наедине с тринадцатилетней девочкой. Я мог бы пригласить ее пообедать, но сомневаюсь, что она оценит кафе «Нуово», одно из моих любимых мест, а сам я едва ли смогу переварить гамбургер. Мог бы спросить ее о школе, но сейчас каникулы.
— У вас есть дети? — перехватывает инициативу Анна.
Я смеюсь:
— А ты как думаешь?
— Наверное, это хорошо, — говорит она. — Не обижайтесь, но вы не похожи на родителя.
Это меня удивляет.
— А как выглядят родители?
Девочка задумывается.
— Знаете, как канатоходец в цирке, который стремится показать всем, что его трюк — это искусство, но, если приглядеться, видно, что на самом деле он хочет одного — благополучно перейти на другую сторону. Что-то вроде этого. — Она глядит на меня. — Расслабьтесь. Я не собираюсь связывать вас и заставлять слушать гангста-рэп.
— Это хорошо, — отшучиваюсь я. — В таком случае… — Я ослабляю галстук и откидываюсь на диванную подушку.
По лицу Анны пробегает улыбка.
— Вам не нужно притворяться моим другом.
— Я и не собирался. — Я провожу рукой по волосам. — Дело в том, что для меня это ново.
— Что?
Я обвожу рукой гостиную:
— Посещать клиента. Так просто болтать о том о сем. Не оставлять дело на столе в кабинете в конце дня.
— Ну, для меня это
