вовремя пригнулся. – Слушай, твои импровизации, когда ты бьешь кулаком по полу или ползаешь, будто тебе сломали ноги, – это безумно круто. Ты – лидер группы, так пойди и…
– А знаешь, почему меня им назначили? – заорал Линхо и начал тереть глаз – видимо, чтобы не плакать. – Потому что я делаю то, что мне говорят! Не все такие, как ты! Но я не могу, когда каждый поворот головы надо утверждать, хочу танцевать по-своему, а не как дрессированная собака!
– Может, тебе свое танцевальное шоу поставить? – робко предложил я, за что в меня полетела бутылка жидкого мыла с соседней раковины.
– Нам запрещено выступать не в рамках группы! Тебе тоже, ты контракт читал? Мне даже батлы запрещены, а я их обожал больше всего на свете! Все, отстань. – Он яростно начал плескать воду в лицо. – Выйди прямо сейчас, а то тут еще есть что швырнуть.
Я вздохнул и вышел. Танцы мы продолжили ставить по плану хореографа.
Словом, подготовка к концерту у нас шла как у музыкальных групп в фильмах про музыкальные группы: все ругаются, наезжают друг на друга, устают и работают по двенадцать часов в день. Я вяло ел, спал без снов, и жизнь удивительно напоминала мои дни в кафе.
– Ты ведь из Сеула, так? – однажды спросил Пак. – И твоя мать тут живет?
– Да, – осторожно сказал я, чувствуя подвох. Как ему теперь доверять?
– Нам же сказали, что у нас свободный вечер. Пригласи меня в гости.
Я вытаращил глаза. Да ни за что! Пак из «Тэянг», как бы отстойно ни выглядел и каким бы козлом ни был, привык к роскоши. Район Мапо-гу точно не для него. Я часто созванивался с мамой и знал, что переезжать она отказалась. Концерн предлагал помочь с поиском съемной квартиры, но она сказала, что любит эту.
– Не могу, – фальшивым голосом ответил я. – У меня…
– Дай угадаю: у тебя нет ключей, а мать в отъезде.
– Да! – обрадовался я. – Я их… Я их оставил домработнице, а она сегодня не в городе.
«Зачем я опять вру? – в ужасе подумал я. – Можно было остановиться на слове „да“».
– Хён, – сказал Пак, – если бы у тебя были апартаменты премиум-класса, вряд ли ты заключил бы сделку с оборотнем. Забей и пошли, у тебя точно есть ключи.
Я выдавил невеселую улыбку:
– Ключей реально нет. Но мама теперь на складе не работает. Сейчас сколько, восемь? Она, наверное, дома. Только… Слушай, тебе там не понравится.
– Мне вообще мало что в жизни нравится. Диктуй адрес и звони матери.
Одна из крутых машин на парковке оказалась машиной Пака.
– На ней не поедем, – сказал я. – Угонят.
Пак махнул рукой, будто это не имеет никакого значения. Я с опаской залез на пассажирское сиденье – в такой шикарной тачке я сидел всего раз в жизни, когда Бао везла меня с прослушивания. Кресла из бежевой кожи, на них и сесть-то страшно!
Доехали мы удивительно мирно – слушали радио, обменивались ничего не значащими фразочками. Я посматривал на Пака и думал, почему так легко простил его за то, что он втерся ко мне в доверие ради встречи с Лисом. Может, я правда тюфяк, а может, меня грело, что у меня есть с кем-то общий секрет. И еще вот что: большую часть времени у него были глаза человека, который в свободное время гуглит, как сделать петлю на веревке, и это мне не нравилось. Хоть бы он нашел способ прижать Лиса и вернул себе способность радоваться!
– Мама сказала, что приготовит острую курицу, – сказал я. – А это…
– …Лучшее средство от стресса. Я помню.
Мама открыла нам дверь, и я охнул. Как же она хорошо выглядит, когда не работает ночами и не волнуется о деньгах!
– Хён, родной. – Она обнимала меня и смеялась, а еще, кажется, немного плакала. – Какой же ты красивый! У тебя все хорошо? Ты похудел!
– Все хорошо, все хорошо, – повторял я как заведенный и цеплялся за ее майку до судорог в пальцах. – Мама, это Пак из «Тэянг».
Судя по внезапному румянцу на маминых щеках, он выглядел потрясающе, как и положено Паку из «Тэянг». Я только сейчас заметил, что для похода он приоделся: белоснежная толстовка, идеальные джинсы.
Как ни странно, Пак оказался отличным гостем. Он передавал блюда обеими руками, учтиво расспрашивал маму о новой работе, не курил, хвалил мои успехи и восхищался уютом в нашем доме. Сначала я подумал, что это издевка, но, похоже, он действительно получал удовольствие. Я старался не расстраиваться из-за того, каким счастливым чувствовал бы себя, если бы мог, и просто смотрел на них. Мама сияла и все время касалась моей руки, будто не могла поверить, что я действительно здесь, Пак улыбался и так искренне обсуждал с мамой подробности работы в туристической фирме, будто завтра сам пойдет туда наниматься.
– Ну и где тут твоя комната? – спросил Пак, когда ужин закончился.
– Это не то чтобы комната, – промямлил я. – Тут две комнаты: мамина и гостиная, а я обитаю вот тут.
Я подошел к шторке в углу и отдернул ее: там были мой шкаф и матрас. И… Я торопливо задернул штору. Фальшивые кубки Лис создал, а плакат с «Тэянг» убрать не мог? Я зашипел от досады, но Пак уже заметил и отдернул штору снова.
Какое-то время мы стояли, молча созерцая плакат. Даже на нем Пак теперь выглядел обычным, просто младше, чем сейчас. Потом я вспомнил кое-что еще и с опаской заглянул в свой шкаф. Коробка, увы, была на месте, и я быстро захлопнул дверцу.
– Ты был нашим фанатом, – пробормотал Пак.
– Не то чтобы фанатом… – привычно соврал я, но Пак меня перебил:
– Не ври, у тебя всего один плакат. Но твоя мама, похоже, не помнит, что ты любил «Тэянг». Так?
Я мрачно кивнул. Она счастлива, это главное, но все равно больно, что она не помнит нашу прежнюю жизнь.
– Как я не догадался, что ты наш фанат… Почему не сказал?
– Да вы же их презираете! Они какой-то второй сорт, который надо дурить ради денег!
– Ну ты так заразительно треплешься с фанатами в интернете, что я готов пересмотреть свое мнение.
К счастью, отвечать не пришлось – мама позвала нас пить чай.
На прощание я пообещал маме, что буду больше есть, – еще одна ложь, – а потом решил показать Паку свою улицу: хотелось проверить, действительно ли он способен оценить Мапо-гу или притворяется. Был жаркий летний вечер, и улицу наполнял знакомый треск старых осушителей воздуха, к которому
