иногда примешивалось то жужжание проносящейся мимо пчелы, то шум автомобильных колес, то бормотание телевизора. А потом я услышал в конце улицы еще один звук и дернул Пака за футболку.
– Идем быстрее! Любимая песня деда играет!
Он послушно ускорил шаг, и еще до начала второго куплета мы стояли перед хибарой деда Кима. Эту грустную песню он слушал на кассетнике очень часто, особенно вечерами: «Энджи» европейской группы «Роллинг Стоунз». Я приник к знакомой стене у окна и закрыл глаза, снова почувствовав, как же я люблю музыку.
– А, соседский парень, – протянул дед Ким, выглянув из окна.
Я забыл показать Паку, как надо скрываться, и он торчал перед окном прямо на виду.
На Пака дед тоже глянул, но не узнал: похоже, телепередачи про поп-звезд он не смотрел.
– Как тебе «Энджи»? – спросил я, когда дед зашаркал обратно в глубину своей захламленной комнаты и заиграла другая песня.
– Тоска, – лаконично ответил Пак, и я повел его взглянуть на кафе, где проработал три года.
При виде кафе меня охватила ностальгия такой силы, что даже Пак заметил.
– Тебе так нравилось резать овощи?! – не поверил он.
– Нравилось радовать людей, наверное. Смотреть на них, придумывать, как угодить им: кому улыбнуться, кому окно открыть, кому телик включить.
Пак молча глянул на меня и зашел так, будто входит в дом уважаемых людей: почтительно наклонив голову на входе. Я зашел следом, весь сжавшись от того, какой знакомой была поверхность двери, которую я толкнул.
В кафе почти не было посетителей, хотя время ходовое – половина девятого, еще полчаса до закрытия. Люди, выпивающие в барах неподалеку, частенько заходили к нам по пути из одного заведения в другое. Но, переступив порог, я понял, в чем проблема. Обычно гостей встречало мое улыбающееся лицо: я стоял за стойкой лицом ко входу, занимался какими-нибудь мелкими делами и ждал, когда же кто-нибудь придет. А сейчас видно было только край толстой щеки босса, который даже не оторвался от мытья сковородки, чтобы поприветствовать вошедших.
– Здравствуйте, босс, – сказал я.
Его лицо озарилось такой радостью, что я глазам не поверил.
– Хён! – воскликнул он и заспешил к стойке, вытирая руки полотенцем. – Ты вернулся?
– Я… Нет, я просто зашел. Вы не слышали, что меня взяли в группу?
– В группу? – удивился он. – А! Ты тогда на какое-то прослушивание хотел пойти, я еще не отпустил тебя. Взяли все-таки?
– Стойте, вы что, телевизор не смотрели?
– Когда включаю, то спортивный канал, – сердито ответил он, глянув на выключенный телевизор в зале почти с ненавистью. – Это ты там вечно гадание устраивал, кому из посетителей что понравится. Слушай… Если вернешься, я тебе зарплату подниму. На двадцать процентов! На тридцать!
Я удивленно смотрел на него и думал, что, похоже, Лис постарался только с маминой памятью. Босс помнил, что никакой я не великий классический исполнитель. От этого я почувствовал что-то настолько особенное, что перегнулся через стойку и обнял его.
– Спасибо за все, – выдавил я. – Найдите хорошего помощника: с клиентами вы общаться совсем не умеете.
– А может, вернешься? – пробурчал босс, не делая попытки освободиться. – Я вижу, ты поднялся, в парикмахерскую дорогую сходил, но я тебя сразу менеджером сделаю.
Я разжал руки, поклонился и выскользнул за дверь, чтобы совсем не расклеиться. Пак вышел следом за мной и впервые за вечер достал из кармана вейп.
– Какая дыра! – пробормотал он, выдувая клубы пара. – Прямо… забегаловка.
– Ой, прости за стресс, – огрызнулся я, но Пак помотал головой.
– Не, я имел в виду, что если б тебя забыли на Марсе, как в том фильме, ты бы сказал: «Ой, ну ладно, тут вроде неплохо». Идем искать тачку? Хотя мне кажется, ты был прав и местные банды уже разобрали ее на детали.
План созрел у меня к следующему вечеру, но я никому о нем не сказал (ха-ха, точнее, не сказал Паку, ведь моего секрета никто больше не знал). На исполнение нужно было время, и целую неделю я невероятно прилежно занимался вокалом, стараясь не полагаться на волшебный голос. Я проводил в студии все свободное время, тренируясь на своих любимых песнях, особенно на «Энджи» – она вызывала у меня необъяснимо острое чувство, и я надеялся, что она поможет мне лучше придавать голосу эмоции. Тренер по вокалу не знал, куда от меня деться: я страстно расспрашивал его о нюансах вокальных техник, ловил в коридоре до репетиций и просил научить меня держать второй голос.
– Хён, вы и так поете великолепно, все умеете! Профессионал классической школы, у вас четыре с половиной октавы – лучше идите-ка отдохнуть.
Если ему удавалось скрыться, я шел в танцзал и до посинения отрабатывал хореографию под разную музыку. На сон я себе в ту неделю выделял часа по четыре, но после трех лет вечного недосыпа меня это не волновало.
Решив, что достаточно подготовился, вечером в пятницу я вышел на улицу – мне давно выдали магнитный ключ от калитки, которым я ни разу не воспользовался. Я вызвал такси и ждал его, когда с парковки учебного центра вырулила машина и остановилась рядом со мной.
– Подвезти? – лениво спросил Пак. – Мне скучно.
Я молча сел рядом с ним, отменив вызов такси. Никакая банда, кстати, его тачку не разобрала, в Мапо-гу банд вообще нет!
– Улица Дасан-ро, 5.
– И что там?
– Просто подождешь меня в машине. Надо кое-что узнать.
– С такими словами обычно едут покупать наркотики, – хмыкнул Пак, но больше ни о чем не спросил.
Адрес я помнил кристально ясно – тот самый, который написал на салфетке фальшивый коротышка, заглянувший к нам в кафе. Мы молча доехали через сияющий вечерними огнями центр Сеула до нужного места, но бара «Лисий хвост» там не оказалось. Двери заколочены, окна пыльные, будто какое-то заведение давным-давно разорилось, а новое так и не открылось.
Да ладно! Я ведь был в этом баре три недели назад, помню интерьер, музыку, там были люди, это не могло быть иллюзией – и все же, видимо, было ею. Лис оказался куда более могущественным, чем я думал.
Ладно, еще одна идея. Надо вспомнить, каким путем я брел в тот раз, узнав, что прослушивания «Славных парней» в баре нет. Я вылез из машины и помчался по улице, Пак бросился за мной. Вслед ему кто-то крикнул, что здесь нельзя парковаться, но он только рукой махнул.
Так… Кажется, я тогда свернул здесь,
