Женщина вернулась и положила на стойку конверт. Антуан прочел адрес и присвистнул.
- Если увидите Альфреда, передайте привет от нас. Я написала записку на всякий случай. Он жалел, что ему пришлось продать этот ресторан. Еще лимонад?
- Спасибо. Мы должны ехать. Дорога действительно дальняя.
И мы понеслись. Антуан снова нарисовал пальцем - 90 километров, чуть не к Бастони. Я досадовал, что не захватил карту, и мог ориентироваться лишь по солнцу. Зато Антуану карта ни к чему, сколько лет колесит он на своей цистерне: фирма "Прейон", грузоподъемность десять тонн, мотор двести двадцать лошадок, скорость тоже подходящая, и маршруты какие хочешь. Всю-то он вселенную, то бишь Бельгию, проехал. Двадцать лет стажа, десять тысяч франков в зубы и сорок часов в неделю за баранкой: запомнишь эти дорожки.
Автострада шла на юг долиной Мааса: заброшенные каменоломни, древние гроты, на вершинах отвесных скал тут и там проступают средневековые башни, стены крепостей.
- Обратите внимание, уважаемые господа туристы. Под защитой своей цитадели, основание которой восходит еще к одиннадцатому веку, лежит город Динан. Изделия из меди, обязанные своим рождением этому прекрасному городу, являются подлинными шедеврами искусства и известны во всем мире под названием "динандры", благодаря чему и прославлен сам город в мире искусств.
Как хорошо, что я не турист. И как мне горько, что я не турист. Где-то сейчас беспечально курсирует Ирма со своим Петером. Поставили "марлин" на полянке, раскинули палатку, завели "грюндиг" с русскими песнями. И мимо них проносятся автобусы. Туристам не показывают рядовых могил: к чему омрачать их быстротечный вояж, за который они заплатили звонкой монетой? Да, для меня эта страна не стала скоплением музейных редкостей, перед которыми можно замирать и охать, для меня она просто место жизни отца, где он сражался и упал сраженный. Для меня это страна Антуана, которого я полюбил как старшего брата, страна Луи, перед которым благоговею как перед отцом. Я не был в музеях и, верно, не успею, но я узнал людей, которые живут в этой стране, и это мне куда дороже.
А Антуан? Что знает он о динандрах? О музее Курциуса, обо всех этих шато, соборах? Он просто живет среди них, дышит воздухом своей родины, и я хочу воспринимать эту страну глазами и сердцем Антуана.
Динандры проблеснули в роскошных витринах, Антуан даже не сбросил скорости. Пересекли Маас, повернули на запад. Снова пошли предгорья. Поля с наливающейся пшеницей перемежались рощами и холмами.
Местность менялась. Дорога круто взбегала по склонам, петляла серпантином. Холмы превращались в обрывающиеся скалы, веселые перелески - в глухие леса. Я уже начинал понимать Арденны: древнее мягко всхолмленное плато, рассеченное долинами рек и речушек. Реки не так уж мощны, но трудились они долго и верно. Добротными получались скалы, округлыми вершины гор: наивысшая точка - Батранж - 692 метра. Арденны меньше, чем можно предположить, не зная их, но все же они впечатляют, когда попадешь в их глубину.
Партизанское пошло приволье. Мне бы тут побродить с автоматом, да чтобы отец шагал рядом, поучая меня.
Нет, не повезло моему поколению. Выросли на гребне победы, а сами пороха даже не нюхали. Шагали славной дорогой отцов по заросшим тропам, и дзоты, встающие перед нами, были уже порушены, нечего заслонять своей грудью. Но зато мой сверстник первым взвился в космос, он был чуть постарше, и тут я припоздал, но закаляли нас иные пороги, и мы еще не сказали последнего слова.
Антуан свернул с автострады. Вскочили в деревеньку, рассыпавшуюся по зеленому склону.
- Скоро, Антуан?
- Сейчас.
Удивительно, каким чутьем находил он дорогу, нужный поворот, дом. Проехали мимо часовни, высокого каменного сарая, мимо полуразваленной стены и стали у ворот.
Все ясно - приехали: ставни наглухо забиты, на двери железная полоса с крюком.
Ясно без слов - нить оборвалась, и я не получу от Альфреда те два недостающие звена, которые нужны мне для того, чтобы сошлись могильные камни. Но покуда на земле стоит хоть один уцелевший дом, не надо терять надежды. Я раскрыл словарь и услышал смешок Антуана.
- Шульга нас ждет, - Антуан постучал пальцем по циферблату, - а мы тут сидим. Шульга нервничает, а мы катаемся, - я не видел в этом ничего смешного, а он продолжал: - Одна минута, все будет в порядке, тренированно выскочил из машины, словно и не провел двухсот километров за рулем, и рысцой припустился к дому.
Тут и я разглядел на замкнутой двери малый клочок бумаги: дом-то продается. Да, трудновато пришлось бы мне без Антуана, вон он уже заглянул в соседний дом, бежит обратно с новым адресом.
Теперь мы мчались на север. Все стороны света нынче перепробовали, дали дугу через все Арденны. Проскочили Бастонь. Вот и Уфализ позади. Стрелка спидометра снова подобралась к цифре "110", ползет дальше. Сколько теперь? Сто пятнадцать. А теперь?..
- Сколько километров? Скажи, Антуан.
- Скоро, - отвечал он сердито и тут же сжалился. - Труа километр.
Солнце клонилось к земле над дальним лесом. Сюзанна тоже дома тоскует, Иван, верно, уже обиделся и уехал. Я покорно вдавился в сиденье. Даже в Намюре я не волновался: подумаешь, продал дом, с кем не бывает. Заколоченный дом меня несколько обеспокоил, и теперь я и вовсе терялся в догадках. Постой, постой, сколько он сказал: трант, тридцать? Нет, Антуан сказал: труа - три километра. Так мы же у цели! Один километр уже отмахали, а то и все полтора. Вон за тем поворотом...
Мотор внезапно бросил свою упругую работу, мы словно о воздух споткнулись.
- Ля пе, ля пе! - неистово кричал Антуан, хлопая в ладоши и показывая на поле.
А я глазами хлопал. Мы уж почти стали, катясь лишь по инерции.
- Смотри, смотри, - кричал Антуан, - ля пе!
И тут я увидел. Метрах в ста от нас по стерне что было мочи улепетывал "ля пе", он же кролик.
- Ты даешь, Антуан, - сказал я, сгорая от зависти. - Реакция у тебя что надо.
- Реаксьон, - со смехом поправил Антуан и дал газ. Заяц уже добежал до опушки и пропал в лесу.
За поворотом раскрылась деревня Шервиль. Теперь каждый дом мог быть нашим. Промелькнули первые строения, за ними церковная ограда. Антуан сбросил скорость и поехал медленнее, пригнувшись к рулю и терпеливо вглядываясь по сторонам.
Вот он! Серый двухэтажный дом с мансардой. Окна закрыты, но занавески сквозь них белеют. И собака греется на солнышке у крыльца.
Антуан выключил мотор и виновато посмотрел на меня. Из дома вышла женщина в черном платье, похожая на монашенку. Она вышла так быстро, словно давно стояла и поджидала нас за дверью. Мы поздоровались. Женщина ответила нам бессловесным и строгим поклоном головы. Лицо ее ничего не выражало. Ни возраста, ни чувства, ни желания - ничего нельзя определить на этом потухшем лице.
- Мы друзья Альфреда Меланже, - сказал Антуан, лицо его было по-прежнему виноватым. - Мы приехали к нему.
- Я провожу вас к Альфреду, - голос ее был таким же потухшим и стылым. - Идите за мной. Альфред давно ждет вас, - добавила она, не трогаясь с места и глядя сквозь нас. Глаза ее были неподвижны и, казалось, ничего не видели. Но она определенно ждала нас. И Альфред нас ждет? Как могли они знать, что мы приедем?
Ей стоило труда тронуться с места, и она пошла мелкой семенящей походкой, не оглядываясь. И не в дом пошла. Мы молча двинулись за нею. Женщина обогнула дом, открыла дверь каменной пристройки неясного назначения и стала спускаться по лестнице. Антуан сделал знак, чтобы я шел за женщиной, а сам пошел последним.
"Наверное, там винный погреб, и Альфред у бочек", - подумал я с отчаяньем, ибо знал уже, что надеяться не на что.
Подвал обдал меня сумраком и гнетом. Под потолком скудно светилась лампочка, углы терялись в темноте. Я подошел к стене и остановился перед черной плитой, на которой мерцала лампадка.
"Альфред Меланже", - было высечено на камне поблекшими бронзовыми буквами, строкой ниже шли даты: 10.IX.1914 - 13.III.1947. На плите лежал пыльный бумажный венок.
Я скосил глаза на женщину. Она смотрела в стену, глаза ее по-прежнему ничего не выражали: ни скорби, ни верности, ни надежды. Антуан подошел к плите и молча сжал мою руку. Еще одной могилой стало больше на земле.
Мы постояли у могилы, сколько того требовало приличие, и вышли на свежий воздух. Женщина осталась внизу. Кто она? Жена, сестра, мать? Антуан лишь плечами пожал в ответ.
Женщина вышла из склепа и, не глядя на нас, засеменила в глубь сада. Мы тоже пошли. За нами бежала молчаливая собака. Все здесь было наполнено горестным молчанием.
В саду показался низкий сарай. Женщина дала знак Антуану. Тот подбежал, с усилием отодвинул створки дубовых ворот.
В сарае было еще темнее, чем в склепе. Заваленная хламом старомодная машина стояла у задней стены. Краска облупилась и свисала клочьями. Ветровое стекло во всю ширину было прошито строчкой пуль - били из автомата и вблизи. Я заглянул в пыльную затхлость кабины. Сиденье было залито рыжими пятнами, Альфред Меланже погиб как боец.
