но родители, похоже, не слишком-то хотели меня возить. А потом Ной начал встречаться с Дженни Хёдлунд, и в наших отношениях появился дополнительный уровень неловкости. Еще более неловкой ситуация стала шесть недель спустя, когда они расстались. Очевидно, все прошло не так гладко, как у нас с Андерсоном: мы-то рыдали, обнимались и клялись в вечной дружбе под стеной почета, увешанной постерами «Волчонка». Позже я заметила, что на всех восьми был изображен Дилан О’Брайен.
К апрелю Ной встречался уже с Саванной Гриффин, потом с Гаятри Давар. Позже была Маккензи Йейтс, Ева Коэн, Эшлин О’Шей и Эми Остин. У него всегда была девушка. Или почти-девушка. Или, видимо, две девушки одновременно. Знать не хочу, как они договорились на балу выпускников.
Если коротко, дружить с ним из-за этого было сложно. Я не слишком интересовалась его подружками. А он никогда не пропадал из виду, если с кем-то встречался. Но ощущение складывалось такое, будто мы принадлежим к разным видам. Вот Ной: он флиртует, целует, успевает добежать с тренировки на вечеринку. А вот Кейт: обычный подросток, который смотрит обычные фильмы про подростков и укладывает волосы, чтобы походить на Заколдованную Эллу. А еще знает наизусть содержимое страницы «Википедии», посвященной городу Лансинг, Мичиган. Или играет в одиночестве песни о любви, а потом плачет. По сравнению с Ноем я чувствовала себя ребенком. Словно он уже перешел на пирожные, а я все еще катаю шарики из хлеба.
Становится все теплее, даже слишком тепло, но я пока не готова возвращаться в дом. Ной болтает что-то о мюзикле. За ним забавно наблюдать: представляете, услышать про «плотные репетиции» из уст пижона.
– Они правда плотные. Черт возьми, да мистер Ди заставил Брэнди и Лору тридцать восемь раз подряд спеть Hey nonny nonny. Я считал…
– Ты хотел сказать, Брэнди и Лану?
– И да, и нет, – невозмутимо отвечает Ной. – Я знаю, что ее зовут Лана. Но намереваюсь и дальше звать ее Лорой, потому что она зовет меня Нолан.
– Справедливо. – Я зеваю. На солнце меня всегда клонит в сон. Еще минуту мы молчим, но это приятная тишина. Ливи все еще качается на качелях, только теперь с телефоном Ноя: она уговорила его разрешить ей поиграть в игру. Райан и Брэнди стоят там же, где мы их оставили. И все это вместе создает момент, который дарит мне спокойствие. Пускай у Андерсона и Мэтта планы, частью которых я не являюсь. Не нужно из-за этого беспокоиться. Я могу просто взять и не думать о них.
Еще через пару минут Райан и Брэнди присоединяются к нам за столом для пикников. Брэнди садится рядом со мной, и меня затапливает необычное чувство. Я назвала бы его опережающей ностальгией. Оно появляется, когда ты можешь поклясться: этот момент тебе запомнится, – но при этом ты его даже до конца еще не прожил. Брэнди, кажется, чувствует то же самое, потому что обнимает меня рукой за талию. Я повторяю ее жест, и теперь мы сидим, словно позируя для портрета. Такое приятное ощущение, будто купаешься в солнечных лучах – это прямо квинтэссенция Брэнди. Она просто ходячее успокоительное. До странности легко представить ее в роли чьей-нибудь бабушки.
Ной зевает и поворачивается к Райану:
– Тебе завтра опять ехать? Университет штата?
– Кеннесо. Девять утра.
– Ужас.
Быть Райаном сейчас тяжело. Наши родители во многом не согласны, но сходятся в фанатичном желании отдать его в колледж. А значит, Райан вынужден почти каждые выходные ездить на ознакомительные туры и информационные собрания. Думаю, ему уже все равно. Удивительно, но я ни разу не видела, чтобы он, как остальные выпускники, испытывал какие-то бурные эмоции по поводу колледжа. Да и мне бы не хотелось его отъезда. Даже если он выберет местный университет, все снова изменится. Как тогда, когда наши родители расходились. Очевидно же, что мамин переезд на пять километров вверх по той же улице – невеликая перемена. Она и не была великой.
Вместо этого мы получили миллион мелких перемен.
Правда, Рейна говорит, они с сестрой стали гораздо ближе общаться, когда Кори уехала в колледж. Теперь они переписываются. Но Райану переписка не дается, так что вряд ли с ним сработает. По мнению Энди, после его отъезда мне нужно занять освободившуюся комнату и превратить ее в гардеробную.
Правда, я не хочу думать про Энди. Или про Мэтта. Или про их совместные планы.
Естественно, стоит мне это решить, как телефон в заднем кармане просто-таки разрывается. Четыре сообщения подряд.
Я вытаскиваю его и смотрю на экран, но все оповещения не от Андерсона.
Они от Мэтта.
«Хочешь завтра зайти и порепетировать сцену?»
«И в любом случае, я весь день свободен»
«Так что если захочешь»
«Просто напиши!»
– Ты выглядишь так, будто в лотерею выиграла, – отмечает Ной. – И как будто тебя сейчас стошнит. Одновременно.
– Именно так я себя и чувствую.
Ной приподнимает брови.
– Что же там за сообщения такие…
Уже почти полдень, а папа с Райаном так и не вернулись из Кеннесо. Паршиво: я хотела бы, чтобы к Мэтту меня отвез кто-то из них. Если попросить его самого забрать меня от папы, это будет странно. Словно простое приглашение из-за этого перейдет на новый уровень и перестанет быть будничным. Мне так кажется. И вряд ли я могу попросить Андерсона, если не хочу, конечно, чтобы он присоединился к репетиции. А я не хочу. Ужасно, наверное, но я не хочу.
В конце концов приходится просить маму. Она забирает меня и собак сразу после завтрака, и все идет хорошо, пока я не прошу ее подвезти меня к Мэтту.
– Что? – восклицает она. – У вас свидание?
– Нет, у нас репетиция…
– А я думала, тебе нравился тот мальчик, Александр.
– Кто?
– Вы с Энди говорили о нем на шаббат, за ужином. Александр из Лансинга, Мичиган?
– Боже мой, как ты вообще это запомнила?
– Но вы с Мэттью – это так мило! Он лапочка. И еврей. Придержи Чарльза, милая, он не должен так лезть на коробку передач…
Я сажаю Чарльза на колени.
– Вряд ли это важно, но я не думаю, что Мэтт – еврей.
– Конечно еврей! Эллен же еврейка, значит, Мэтт тоже.
– А он ходит в храм?
– А мы? – Мама в явном восторге постукивает по рулю. – Эллен знает про вашу встречу?
– Понятия не имею.
– Знаешь, я ей позвоню. – Мама внезапно переключается на
