воспринимал мои слова со всей серьезностью.
Прокофьев поднял с пола портфель и, примостив его на коленях, клацнул замками. Он вынул из него уже знакомый мне оранжевый конверт и бросил его передо мной на кофейный стол.
Это был действительно тот самый пакет. Целый и невредимый. Прокофьев его так и не вскрыл. Черный маркер, хорошо узнаваемая надпись «Аскара Групп» и дефект в текстуре бумаги в виде небольшого коричневого пятна в верхнем правом углу. Да, это был точно мой подопечный. Стараясь, чтобы мои движения выглядели не суетными, я вытянул из пачки новую сигарету и закурил.
Прокофьев сопроводил мои действия взглядом, выждал, опять взял пакет, небрежно его разорвал и веером выложил на стол содержимое.
Я молчал. Эти двое также не произносили ни звука. В пакете находились абсолютно чистые листы А4.
— Зачем все это? — наконец произнес я.
— Я намерен сделать вам предложение, — Гастон убрал ногу с колена и, опустив руки на подлокотники, слегка подался ко мне. — Правда, это не совсем обычное предложение. К тому же, выбор у вас весьма ограничен. Даже можно сказать — у вас практически его нет.
— Что же это за предложение? — в нетерпении проговорил я, глядя на руки Гастона.
У Гастона ногти были очень правильной формы, жесткие и овальные, тщательно обработанные. Их поверхность блестела так, будто была покрыта тонким слоем бесцветного лака. С такими ногтями нет необходимости носить дорогие запонки из бриллиантов для того, чтобы придать авантажности внешнему виду. Гастон их и не носил. Его аккуратно опиленные, ухоженные ногти сами по себе являлись признаком респектабельности, этаким знаком престижа.
Гастон не торопился с ответом. Он сам решал, в какой момент разорвать разговор паузой, а в какой вновь продолжить его. Прежде чем ответить на мой вопрос, Гастон с минуту пытливо смотрел на меня. За это время я успел затушить прикуренную сигарету. Ее вкус стал казаться противным. Поверхность языка сделалась сухой и шершавой, словно я выпил большое количество черного чая. Затем Гастон очень медленно и очень спокойно сказал:
— Мы назовем вам имя и адрес человека, которого вы убьете.
Он сказал это совершенно бесстрастно, в утвердительной форме, уверенно глядя мне прямо в глаза, словно отдавал поручение смотрительнице-грачу. В первую секунду мне показалось, что я чего-то не понял. Мое сознание не желало воспринимать услышанное в прямой форме, оно искало ему допустимое объяснение. Я посмотрел на растерзанный конверт на столе, на листки, на Прокофьева и, обращаясь к Гастону, спросил совсем искренне:
— Вы что, так пошутили?
— Нет, — сказал он, обозначив интонацией и этим коротким ответом всю серьезность своих слов. Да и внешний облик Гастона свидетельствовал о том, что шутить совсем не в его правилах.
Мне все меньше нравилась компания людей, в которой я находился. Я не знал, как правильно реагировать и как поступить. Я был потрясен. Происходившее представлялось мне настолько неправдоподобным и фантастичным, что разум отказывался принимать ситуацию. Но поведение Прокофьева и Гастона доказывало обратное. Все говорило о том, что я угодил в западню.
Через минуту я немного оправился, собрался и произнес:
— Если это не дурацкая шутка, значит, вам придется подыскать себе кого-то другого. Я не принимаю вашего предложения.
— Как я уже говорил, — почти без эмоций, словно шахматист, заранее предвидевший ход оппонента, ответил Гастон, — у вас практически нет выбора…
— Практически?! — перебил я его.
— Практически, — повторил он с нажимом. Холода и металла в его голосе заметно прибавилось. — Потому что выбор у человека существует всегда. В данном случае, если вы не выполните нашего поручения, мы убьем вас. Вот хотя бы один из вариантов. Вы уже участвуете в событиях с того момента, как дали согласие привезти в этот душный, прожаренный солнцем город, пакет, — Гастон стал вдруг спокоен, легко справившись с поднявшимися эмоциями. — Так что, выбор, как видите, все-таки существует. Вам остается только решить.
Я посмотрел на Прокофьева. Мой одногруппник водил у себя под носом незажженной «Житан» и с отрешенной задумчивостью вдыхал аромат табака.
— Ты что, меня проиграл? — спросил я его.
— То есть? Что значит? — Прокофьев поднял непонимающие глаза.
— Он, видимо, думает, что ты проиграл его жизнь в карточную игру, — ответил Гастон за меня, нисколько не стесняясь говорить обо мне в моем же присутствии, как о постороннем. — В эпоху Советского Союза в уголовной среде были часты случаи, когда при игре в карты на кон ставилась жизнь человека. Нет, вы ошибаетесь. Дело не в этом. В настоящее время подобные ставки редки. С тех пор ценности переменились, чужая жизнь сегодня немногого стоит. Нынче в ходу все больше деньги и слава. Даже власть теперь ради богатства, а не ради бессмертия.
Он слегка скривил губы:
— Нет, карты тут ни при чем. Мы вынудили вас прилететь за тысячи километров совсем по иной причине. Вы убьете названного вам человека, а мы взамен предлагаем благополучно устроить вашу дальнейшую жизнь. Предлагаем огромные перспективы. Связи, карьеру, большие возможности. Другими словами, достойное, счастливое будущее. Мы предлагаем вам пожизненное членство в клубе. Все остальное будет зависеть только от ваших желаний. Заманчиво, правда? И легко достижимо!
— Почему вы не сделаете этого сами?
— Потому что, — произнес он медленно и раздельно, с заметным выделением значения слов. Уверенность ни на миг не покидала Гастона, — вы убьете его.
Я смолчал, лихорадочно соображая. Выбора практически не было.
— Кого же вы предлагаете мне убить? — после паузы спросил я.
Я стал уставать. Я чувствовал, как из меня быстро уходит энергия, словно ее интенсивно откачивают глубинным насосом. Будто родниковую воду сосут из колодца.
— Это мужчина, сорока четырех лет. Вот его адрес, имя, фамилия, — Гастон положил на столик небольшой прямоугольный листок из плотной бумаги и придвинул его ко мне.
Я не притронулся, даже не посмотрел.
— Вы поедете в город, где он живет, — Гастон не сводил с меня глаз, — выполните и вернетесь назад, в Краснодар. Беспокоиться не о чем. Этот человек не важный госслужащий и не охраняемый бизнесмен. Он — простой обыватель, среднестатистический житель провинциального города. Трудностей и шума не будет.
— Если я… Если я соглашусь, кто-то из ваших людей поедет со мной? Чтобы меня контролировать…
— Нет, — покачал головой Гастон, — вы все время будете находиться один. Средства на поездку мы выделим. Об этом вам заботиться не придется.
— А вы не боитесь, что я по дороге исчезну? — открыто спросил я. Вопрос лежал на поверхности, и не было смысла его игнорировать. Лучше все выяснить сразу, чем оставаться в плену у иллюзий. — Или вы…
Я умолк, подумав о родителях.
— Бросьте! К чему? — в очередной раз предугадал мои мысли Гастон. Он откинулся на спинку кресла, сохраняя при этом
