от его способности взаимодействовать с другими нейронами. Исследования показывают, что электрическая и химическая стимуляция как самого нейрона, так и его цели поддерживает жизнеспособность клеток. Нейроны не способны эффективно взаимодействовать с атрофированными нейронами. Бесполезные и покинутые нейроны умирают.
Сентябрь 2004 года
Несмотря на официальное открытие осеннего семестра, погода в Гарварде упорно придерживалась правил римского календаря. В это сентябрьское утро, когда Элис направлялась в Гарвард-Ярд, термометр показывал липкие восемьдесят градусов. Из года в год в дни вступительных экзаменов и после зачисления она забавлялась, наблюдая за первокурсниками, которые приехали из других штатов. Осень в Кембридже будила воспоминания о дрожащих на ветру листьях, сборе яблок, футбольных матчах, шерстяных свитерах и шарфах. Ничего особенного не было в том, если поздним сентябрьским утром вы увидели иней на тыкве, но дни, особенно в начале сентября, были заполнены гудением неутомимых кондиционеров и горячими, патологически оптимистическими обсуждениями игры «Ред сокс» [20]. И все же каждый год эти новые студенты-переселенцы были тут как тут. Они с неуверенностью непривычных к местному климату туристов передвигались по тротуарам вдоль Гарвард-сквер, всегда закутанные в несколько слоев шерсти и флиса, нагруженные избыточным количеством пакетов из «Купа» со всеми необходимыми письменными принадлежностями и толстовками с брендом «Гарвард». Бедные вспотевшие малыши.
На Элис была белая хлопчатобумажная футболка и черная юбка из искусственного шелка, но когда она добралась до кабинета Эрика Уэллмана, ей стало неуютно во влажной от пота футболке. Кабинет Эрика находился прямо над кабинетом Элис, те же габариты, та же обстановка, тот же вид на реку Чарльз и Бостонскую бухту, но по непонятной причине он выглядел респектабельнее. Элис всегда чувствовала себя студенткой в этих стенах, и это чувство было особенно гнетущим сегодня, когда он вызвал ее к себе «на минутку поговорить».
– Как прошло лето? – спросил Эрик.
– Отлично отдохнула. А ты?
– Хорошо, но время пролетело слишком быстро. Нам всем так не хватало тебя на конференции в июне.
– Я знаю, мне тоже хотелось там быть.
– Что ж, Элис, я собирался до начала занятий поговорить с тобой о твоих оценках за прошлый семестр.
– О, я даже еще на них не взглянула.
Перехваченная резинкой стопка оценок пригодности ее курса «Мотивации и эмоции» так и лежала нераспечатанной где-то в ее кабинете. Гарвардские студенты оценивали рейтинг преподавателей анонимно, к этим данным имели доступ только преподаватель курса и заведующий кафедрой. В прошлом Элис заглядывала в их оценки исключительно из тщеславия. Она была прекрасным педагогом и знала об этом, а студенты всегда единодушно ставили ей самый высший балл. Но Эрик никогда не просил ее посмотреть оценки вместе с ним. Впервые за свою карьеру она боялась, что ей не понравится собственный образ, сформированный оценками студентов.
– Итак, у тебя есть две минуты, посмотри их.
Эрик передал ей стопку листков, первая страница была суммарной.
«По шкале от единицы (полное несоответствие) до пяти (абсолютное соответствие): компетентность преподавателя».
Все пятерки и четверки.
«Занятия группы повышают понимание материала».
Четверки, тройки и двойки.
«Преподаватель помогает мне понять сложные концепции и комплексные задачи».
Снова четверки, тройки и двойки.
«Преподаватель поощряет вопросы и особое мнение».
Два студента поставили ей единицы.
«По шкале от единицы до пяти (от самого низкого до самого высокого) дайте общую оценку преподавателю».
Большинство поставили тройки. Если память ей не изменяла, в этой категории она никогда не получала оценку ниже четырех.
Вся суммарная страница была усеяна тройками, двойками и единицами. Она была уверена, что это аккуратное и обдуманное решение, вынесенное ей студентами, и не пыталась убедить себя в обратном. Видимо, качество ее преподавания пострадало гораздо больше, чем она думала. И тем не менее она была готова поспорить, что является далеко не самым худшим преподавателем на кафедре. Она, конечно, тонула, но до дна было еще очень далеко.
Элис посмотрела на Эрика, готовая услышать его мнение, пусть оно ей и не понравится, она это переживет.
– Если бы не твое имя на суммарном листе, я бы не придал этому никакого значения. Это пристойно, не то, что в моем представлении ассоциируется с тобой, но в общем ничего ужасного. А вот письменные комментарии действительно вызывают беспокойство, и я решил, что нам надо поговорить.
Элис не заглядывала дальше суммарного листа. Эрик сверился со своими записями и начал читать вслух:
– Первое: «Она пропускает большие объемы из программы, ты, соответственно, тоже их пропускаешь, а потом, на экзамене, она ждет, что ты знаешь пропущенные темы». Второе: «Такое впечатление, что она не знакома с материалом по своему предмету». Третье: «Занятия – впустую потраченное время. Я бы мог просто учебник почитать». Пятое: «Мне трудно следить за текстом лекции. Она сама в нем путается. Класс не продвинулся дальше ее вводного курса». Шестое: «Однажды она пришла в класс и не стала читать лекцию. Просто посидела несколько минут и ушла. В другой раз она читала лекцию, которую уже читала за неделю до этого. Я никогда бы не осмелился тратить впустую время доктора Хауленд, но я также не думал, что она станет покушаться на мое».
Это было тяжело слышать. Это было гораздо, гораздо хуже, чем она думала.
– Элис, мы знаем друг друга уже очень давно, согласна?
– Да.
– Сейчас я рискну и буду бестактным и прямолинейным. У тебя дома все в порядке?
– Да.
– А у тебя лично? Может, ты страдаешь от переутомления или у тебя депрессия?
– Нет, ничего такого.
– Мне немного неловко, но я должен спросить, нет ли у тебя проблем с алкоголем или наркотиками?
Все, она выслушала достаточно.
Я не могу жить с репутацией депрессивной, выбитой из колеи алкоголички и наркоманки. Слабоумие вынести легче, чем такое клеймо.
– Эрик, у меня болезнь Альцгеймера.
Он смотрел на нее ничего не понимающими глазами. Он приготовился услышать об измене Джона. Держал наготове имя хорошего психиатра. Собирался вырвать у нее согласие лечь в больницу Маклина, где бы ее вылечили от алкогольной или наркотической зависимости. Но к такому он был не готов.
– Диагноз поставили в январе. Последний семестр мне дался нелегко, но я не думала, что это так заметно.
– Мне жаль, Элис.
– Мне тоже.
– Я не ожидал такого.
– И я.
– Я думал, это временная проблема, что-нибудь, с чем ты сможешь справиться. Но то, что сейчас, – не временная проблема.
– Да-да, не временная.
Эрик задумался, она за ним наблюдала. Для всех на кафедре он был как отец, заботливый и щедрый, но в то же время прагматичный и требовательный.
– Сейчас родители платят сорок тысяч в год за обучение. Это им не понравится.
Да, не понравится. Они не станут выкидывать астрономические суммы на то, чтобы их дети учились у кого-то с болезнью Альцгеймера. Элис могла себе представить, какой разразится скандал, как это подадут в вечерних новостях.
– К тому же, Элис, двое твоих студентов опротестовали
