отличие от Освенцима, Дахау и Берген-Бельзена, лагерь в Хелмно был секретным.
Даже евреи из Лодзинского гетто, которых туда посылали тысячами, даже уничтоженные там полностью евреи из Вартеланда, аннексированного немцами района в Западной Польше, не боялись этого слова. Они его просто никогда не слышали. И после войны не было Союза выживших узников Хелмно. Потому что не выжил никто. Почти. Двоим мужчинам удалось убежать, двое дожили в лагере до конца войны – всего четверо мужчин. И одна женщина. Księżniczka. Принцесса.
До отряда Йозефа слухи дошли из Варшавского гетто. Но только слухи. Якобы есть такой лагерь уничтожения в пятидесяти километрах от Лодзи. Слухи были ужасны. Хотя к ужасам им было не привыкать. Эти мужчины и женщины, прошедшие пытки, с выжженными номерами на руках, похоронившие замученных детей или видевшие, как их детей бросают в огонь, люди, побывавшие там, где струились потоки человеческой крови, конечно, поверили слухам. Но что они могли сделать?
– Давайте разрушим рельсы на Поверце, – объявил свое единоличное решение Лесовал, запустив пальцы в густые седые волосы.
Говорили, что заключенных сначала привозили в этот город, а потом гнали по пыльной дороге в Завадки, где они ночевали на большой неотапливаемой мельнице.
– Лучше взорвем мельницу, – возразил Ребе, сплевывая. Он чуть было не попал Йозефу по ботинку, кажется, нарочно. – Нацистским ублюдкам не поздоровится.
Однако, кажется, именно в Завадках было полно эсэсовцев.
– Взорвем эсесовские бараки, – сказал Мститель. – Был бы динамит. Хватило бы храбрости.
Он ухмыльнулся, так что стало понятно: даже он считает это безумной идеей. Усмешка оказалась заразительной, и по кружку заговорщиков пробежал смешок.
– Замок, – произнес Ясень, и три брата согласно кивнули.
Замок – вот где, по слухам, держали узников.
Йозеф был решительно против.
– Мы хотим жить или умереть? Мы хотим спасти людей или стать мучениками?
Он обращался к Ребе, но говорил для всех. Он говорил с таким пылом, что все закивали: да, да, да.
– Мы должны проследить, где держат заключенных, и спасти тех, кто остался в живых.
Последние слухи были о лагере на колесах. На колесах! Они не знали, что это значит, но собирались выяснить.
Той же ночью, без долгих проволочек, трое – Береза, Ясень и Мститель – отправились проследить за поездами, прибывающими в Поверце. Трое других – Рябина, Ребе и Лесовал – пошли на разведку на мельницу. Еще трое – братья Молот, Клещи и Наковальня – двинулись к эсэсовским баракам. А один – Йозеф, поскольку не был евреем и говорил по-польски и по-немецки как аристократ, – направился в Хелмно, по-немецки Кульмхоф, разузнать, что и как.
Братья так и не вернулись. Если их поймали, если их пытали, они наверняка никого не выдали. Они просто исчезли, словно никогда и не жили на свете. Во время войны так обычно и бывало.
Остальные на третью ночь встретились в лесу и обменялись информацией.
– Поезда очень хорошо охраняются, повсюду солдаты, – доложил Береза.
– Мельница тоже, – сказал Ребе. – Ублюдки!
Он сплюнул, на этот раз далеко от Йозефа.
Все помолчали, думая о эсэсовских бараках, об участи братьев. Живы ли они?
Стоило еще подождать, но особой надежды не было. Так случалось почти со всеми, кого Йозеф встречал в лагере и в лесах. Сегодня человек тут, а назавтра исчез. У Йозефа даже слез не осталось.
– А что в городке? – спросил Лесовал. Спросил без интереса, равнодушно, почти безнадежно. Почти.
– Городок… – Йозеф запнулся.
Что он мог рассказать? Городишко был неважнецкий. Маленький, грязный, с одной улицей. Костел, довольно приличная на вид школа, полуразрушенный замок, окруженный деревянным забором с колючей проволокой. Повсюду нацисты.
– Меня подвез местный мужик, который вез сено. Такой же старый, как его лошадь. Зубы редкие, зато уж болтает!
– Лошадь? – пошутил Мститель и подмигнул Йозефу.
– Лошадь помалкивала, зато мужик разошелся. Вот осел! Лошадь везет осла.
Все засмеялись.
– Я сказал, что я Потоцкий, и он почесал в затылке. Спросил, иду ли я домой, я подтвердил. Сказал, что иду повидать мать. Его родственник однажды видел мою мать, когда она ехала на бал. А может, бабушку. Красавица. Прелестная женщина, если ему дозволено так говорить. Я дозволил.
– Ох уж эта аристократия, – протянул Ребе, но на этот раз сплевывать не стал.
– Тут старик взглянул на дорогу и слегка ударил лошадь вожжами, будто это могло ее подстегнуть. «Евреи – это пиявки, – пробормотал он. – Кровь из народа сосут. Вот бы им соли на хвост насыпать».
Лесорубы возмущено заворчали.
– Это не мои слова, его. Но я спросил его, в чем тут соль. И он объяснил, что вопрос будет решен окончательно. Тут. В Хелмно. И он очень этому рад. «Насколько окончательно?» – спросил я. И он объяснил, что евреев из Вартеланда в товарных вагонах довозят до Коло, там пересаживают в другой поезд и потом по узкоколейке доставляют в Поверце.
– Может, нам удастся взорвать рельсы между Коло и Поверце? – задумчиво протянул Лесовал, но на него никто не обратил внимания.
– Он еще сказал, что из гетто в Лодзи евреев везут на особых поездах, двенадцативагонных.
– Мы видели один такой, – вставил Береза.
– Да, ровно двенадцать вагонов, – подтвердил Ясень. – Мы считали.
– И больше сотни полицаев, – добавил Мститель.
– Старик так и сказал, – кивнул Йозеф. – Спецтранспорт.
– Кажется, старый осел слишком разболтался. – Ребе закашлялся, но, к счастью, сглотнул слюну.
– А что в самом городке? – снова спросил Лесовал. Опять без заметного интереса, без злости, без раздражения.
– Их привозят в замок в фургонах. Своими глазами видел. Через ворота. Ближе подойти не мог.
– А что старик? Он сказал, что с ними делают внутри? – спросил мальчик, положив руку Йозефу на плечо.
Йозеф помолчал, подумал. Потом заговорил, понизив голос, почти шепотом.
– Он сказал: они входят и выходят. Но не такими, как вошли. И рассмеялся. Я тоже. Мы хорошенько посмеялись над этими евреями, – плечи Йозефа тряслись под рукой мальчика. – Я видел нескольких человек с цепями на ногах и указал на них старику. Мы снова посмеялись.
– А как тебе показался город? – спросил Лесовал.
– Очень маленький. Полно эсэсовцев. Евреев из замка вывозят в лес. Я за ними не пошел и постарался не показать своего интереса. Это было бы слишком подозрительно. Мы со стариком смеялись всю дорогу через Хелмно. Над евреями, над цыганами, над извращенцами, над геями. Как мы смеялись! Он восторгался моим кольцом с печаткой. Тут я с ним распрощался. Он хотел пригласить меня в гости и познакомить с женой, но я побоялся, что прикончу его в его собственной кухне. Я объяснил, что меня ждет матушка,
