лет. В этом смехе не было ни капли цинизма. Ни малейшей капли.
– Немецкий шпион не может быть таким нелепым. – Мальчик помог Йозефу встать на ноги. – Пощадим его.
– Он навлечет на нас погибель, – пробасил бородач.
И Йозеф в душе с ним согласился. Если судить по прошлому.
Так Йозеф вступил в еврейский партизанский отряд…
Их было тринадцать. Мальчика, – которому оказалось двадцать три года, – называли Мститель. Всю его семью сожгли заживо в синагоге. Он в это время был в медицинском училище и только поэтому остался жив. Он один.
Бородача называли Ребе. Человека, более далекого от благочестия, трудно было вообразить – во всяком случае, Йозефу. Ребе был скор на расправу, да к тому же и сквернослов каких поискать.
Еще в отряде были три брата: Молот, Клещи и Наковальня. Немногословные, они разговаривали разве что друг с другом. Еще тут был худой, темноволосый русский эстет, откликавшийся на прозвище Иван Грозный. Он вырезал из дуба шахматную доску, сделал желудевые фигуры и до появления Йозефа играл сам с собой. Йозеф выиграл у него три раза подряд, и русский потерял к шахматам всякий интерес. Еще были две женщины, Челнок и Шпулька, только за долгие недели в отряде Йозеф так и не научился их различать. Они сторонились остальных, спали всегда отдельно от мужчин, прижавшись друг к другу. Могли быть сестрами – одинаковые квадратные челюсти, зеленые глаза, короткие иссиня-черные кудри, крупные крестьянские руки. Могли быть матерью и дочерью – только Йозеф не смог бы сказать, которая старше.
Еще было пятеро мужчин за шестьдесят, седые, бородатые, все из одной деревни, лесорубы. Когда появились немцы, они были далеко в лесу. Вернувшись в деревню, обнаружили, что их семьи убиты, а дома разграблены и сожжены.
– Пропало даже золотое обручальное кольцо с пальца моей жены, – рассказывал один. – Пропало вместе с пальцем.
Он сказал это не печально и не гневно, он говорил совершенно равнодушно. Как будто пересказывал старую-престарую историю, рассказанную ему давным-давно. Четверо лесорубов выбрали простые прозвища: Дуб, Ясень, Рябина, Береза. Но пятый, их вожак, звался Holz-Wadel – Лесовал, потому что так лесники называют полнолуние, время, когда лучше всего валить лес.
– Я рублю только немецкие деревья, – говаривал Лесовал, тоже без всякого выражения.
Отряд направлялся в окрестности Люблина. Недалеко от города, почти на виду, располагался новый лагерь уничтожения, который назывался Майданек. Его начали использовать в прошлом декабре, и там содержалось множество пленных русских солдат. У Лесовала появилась идея, поддержанная всеми, с кем удалось связаться: если освободить хотя бы часть узников, партизанские отряды пополнятся обученными бойцами.
Йозеф кивнул. Это был настоящий план, так непохожий на болтовню и мечтания Хенрика и его крошечного отряда.
– Возьмите меня, – попросил он.
Все они, и женщины тоже, были опытными лесными жителями: осторожными, спокойными, сильными. Двигались бесшумно, и понять, пробирается по лесу один или все четырнадцать, было невозможно. Йозеф полюбил их общество. В историях, которыми они обменивались по вечерам, не было ничего об ужасах или борьбе, ничего о чудовищных способах умереть. Они рассказывали старые сказки: лесорубы вспоминали предания родных гор; Мститель, самый молодой, совсем недавно вышедший из детства, – мамины стишки и сказочки; Ребе, в соответствии со своим прозвищем, если не с характером, цитировал Ветхий Завет. Русский дрожащим от волнения голосом декламировал длинные русские поэмы, а потом переводил их для слушателей.
Когда очередь дошла до него, Йозеф начал читать наизусть шотландские баллады: «Сэра Патрика Спенса» и «Женщину из Ашерс Велл». Любимых Шиллера и Гете он трогать не стал, рассудив, что аудитория этого не оценит и сочтет его выбор не просто данью восхищения талантом немецких поэтов. Ему все еще не доверяли. Он был единственным неевреем. Однако театральный опыт сослужил Йозефу хорошую службу, и скоро он стал их любимым исполнителем. Для начала прошелся по раннеанглийским поэтам, а на закуску припомнил несколько строф из Данте, хотя «Ад» оказался слишком мрачным и слишком реалистичным. Когда прозвучало «Оставь надежду, всяк сюда входящий», обе женщины закрыли лицо руками и начали беззвучно плакать. Йозеф замолчал, пораженный. Он никогда не видел, чтобы плакали так тихо. Следующим утром он упомянул об этом мальчику и узнал, что женщины выучились так плакать в одном из лагерей, чтобы не привлекать внимания охраны. Мститель не сказал, какой это был лагерь, а Йозеф не спросил.
Медленно, осторожными перебежками, они двигались к Люблину и там присоединились к большому отряду лесных партизан. Выяснилось, что Майданек слишком хорошо охраняется. Вновь начались рассказы о смерти, их повторяли, словно перебирая бусины на четках. Челнок и Шпулька оставили отряд Йозефа и присоединились к другим женщинам. Эстет Иван устал от жизни в лесу, раздобыл фальшивые документы и решил тайными путями пробираться на запад. Ему, наверно, пришлось повторно проходить там, где он уже шел с отрядом. Через много месяцев до них докатились слухи, что он был убит под Парижем. Его поймали, пытали, но он никого не выдал.
– Вот уж чего не ждал от этого ублюдка! – Таков был краткий комментарий Ребе.
Больше никто ничего не сказал – это был, кажется, вполне исчерпывающий некролог.
Но Йозеф продолжал думать об Иване. А сам он смог бы хранить молчание? Разве он не выдал имена своих любовников, живых и мертвых? Разве он не струсил, когда Хенрик, Гром и Молния, Надя, раввин, Матушка Метелица и Ведьма пали под нацистскими пулями? Ответа у него не было. Не в силах больше думать о своей несостоятельности, Йозеф вместо этого начал вспоминать Париж: маленькие кафе, оживленные улицы, жизнь, которая была так беспечна и так полна надежд.
Большой отряд разбился на маленькие группы из шести, семи, восьми человек, и весь следующий месяц они активно организовывали диверсии на железных дорогах и складах.
– Вечные рельсы и склады, – проворчал однажды Йозеф.
– Эти ублюдки хотя бы не отстреливаются, – возразил Ребе.
Йозеф не упомянул, как погибли его прежние товарищи. Вместо этого он сосредоточился на деле – они подводили под рельсы стальной рычаг.
Рельсы, над которыми как-то ночью потрудились партизаны, вели в Хелмно, городишко на берегу реки Нарев.
Это случилось в июне.
Как вернуть доброе имя (спросил он), как искупить свои ошибки? Вспомните Оскара Шиндлера. Игрок, бабник, выпивоха, спекулянт, нацист. Жил от одного позорного поступка до другого. А спас тысячу двести человек. Спасенные им евреи повторяли: «Среди неправедных не забудем о праведниках».
Вот так и Йозеф, щепка, несущаяся по воле волн, стал героем.
В
