бара, сотни рук в едином порыве взлетали вверх на танцполе. Жизнь можно было выбросить в помойное ведро. Хотелось выть, лезть на стену, расколотить стулом дешевое зеркало, хотелось выйти в окно, хотелось просто поставить на паузу всю эту чудовищную, бессмысленную, беспросветную карусель!..
— Аль, ты нормально? — спросила из-за спины Кристина, натягивая на длинную худую ногу такой же длинный и узкий сапог, расшитый блестками. Кроме блестящих ботфортов, на Кристине были крохотный бюстгальтер и микроскопические шортики, больше похожие на трусы, едва прикрывающие ее крепкую, прожаренную в солярии задницу.
В наше время женщина может сделать себе карьеру в шоу-бизнесе исключительно в трусах — будь ты хоть гоу-гоу-герл заштатного клуба, хоть Леди Гага, изволь выходить на сцену в исподнем.
— Нормально… — процедила сквозь зубы Алина. Можно подумать, Кристине действительно было до нее какое-то дело! Алина никогда не верила в женскую солидарность.
— На! — произнесла Эрика, поставила на столик перед Алиной бокал и наполовину наполнила его коньяком. — Мне обычно помогает! — она подмигнула ей через зеркало щедро накрашенным глазом, стукнула краешком бутылки о бокал и сделала из горлышка два больших глотка.
В отличие от Кристины, Эрика обычно работала в кружевном боди, туфлях на шпильке и роскошном блондинистом парике, прикрывающем ее уже явно наметившуюся лысину. Вряд ли кто-то из парней на танцполе, пускающих слюну от этих стройных бедер и идеально круглых грудей, догадывается, что еще пять лет назад Эрику звали Эдуардом…
Алина взяла со столика бокал и залпом выпила коньяк. Эрика ловко сунула ей в рот ломтик лимона. Кристина приняла эстафету в виде коньячной бутылки и сделала глоток. Алина, прожевав лимон, криво усмехнулась: пить в замызганной клубной гримерке дешевый коньяк с танцовщицами и трансвеститами — вот, видимо, и все ее перспективы на ближайшее, а также отдаленное будущее.
С трудом сдерживая подступающий приступ истерики, Алина выдохнула и стиснула зубы. Терпи, терпи! Все непременно наладится! Должно же когда-нибудь все наладиться? Ты молодая, красивая, талантливая, о-фи-ген-на-я! Вся жизнь впереди! Ну не вся, но самая ее интересная часть наверняка!.. Нужно просто еще немножечко подождать!
Мама всегда учила ее довольствоваться тем, что есть. Только как довольствоваться тем, что есть, если у тебя ничего нет?
Ни перспектив, ни денег, ни любимой и постоянной работы, ни нормального мужика, чтобы хоть на мгновение расслабиться, ни друзей — кругом сплошь мерзкие бесхребетные членистоногие… Вот и весь нехитрый жизненный багаж. Полный ноль! «А ведь тебе скоро тридцать!» — сказал безжалостный внутренний голос. Эта мысль не просто пугала, она била под дых — почти как: «Тебе скоро на кладбище!». Тридцать для певицы, которая все еще пытается прославиться — это все, голяк, «жареный хер на палочке», как любил выражаться арт-директор клуба, Жора. Это и есть кладбище, рубеж, за которым уже ничего не будет — только бесконечная работа в дешевом караоке-клубе, где ты по будням вторишь бэк-вокалом пьяным клиентам, возомнившим себя Паваротти и Кабалье, а по выходным, с разрешения арт-директора, имеешь возможность отработать сорок минут сольной программы с каверами на диско-хиты. «I will survive!» — пела Глория Гейнор. Ай вил сурвайв, блин!
Алина опустилась на стул и разрыдалась.
Гадский Жора! Сука, предатель! Она, как дура, сорок минут лезла вон из кожи на сцене, выдала все, чем природа наградила, выложилась, как на долбанном «Евровидении», взмокла от страха и волнения, едва не уронила микрофон, как школьница, и все потому, что знала: там, из темноты зала, за ней наблюдают глаза человека, в чьих силах изменить ее судьбу. Продюсер, давший предварительно «добро» на ее кандидатуру в один популярный девичий коллектив, из которого свалила очередная беременная солистка, и пришедший послушать живьем голос, который так понравился ему на демо-треках. Еще бы он ему не понравился! У Алины был отличный, охренительно отличный голос. Голос века, да еще диплом Гнесинки и чертова куча долбанных дипломов и наград в придачу. Жора обещал, что все на мази, тот человек уже готов подписывать контракт и приедет ровно в одиннадцать, к началу, чтобы после выступления лично познакомиться… И она, всеми фибрами души чувствуя, что наконец-то сбываются мечты, и ее жизнь, словно поезд, миновавший стрелку, ускоряясь, несется по новому, нужному и такому желанному маршруту, окрыленная надеждой, пела, как в последний раз. Как перед смертью!..
И, только уйдя за сцену, узнала от Жоры, что продюсер не приехал. Позвонил ему в последний момент и сообщил, что все, кастинг закрыт, и на вакантное место в группе уже взяли какую-то другую девочку. «Помоложе, плюс она блондинка!» — как бы невзначай сообщил Жора. Задыхаясь от ярости и безысходности, с трудом удержав себя от желания вцепиться ногтями в его лоснящееся, заплывшее жиром лицо, Алина рванула в гримерку.
Чтоб он сдох, сволочь! Чтоб они все сдохли — Жора, продюсер, гости в клубе, эта сучка, которая теперь будет воплощать на экранах страны ее мечты! И самой Алине остается только пойти и повеситься. Все! Отпела!
— Зая, ну хватит! Все, все, сейчас отпустит! — сказала Эрика, сочувственно положив большую депилированную руку ей на плечо.
В дверь негромко постучали. Оторвав ладони от мокрого лица, Алина крикнула:
— Пошли на хер!
Снова постучав в дверь и выждав ради приличия пару секунд, на пороге гримерки появился Жора.
— На хер, Жора, на хер! — заорала Алина и запустила в ненавистного арт-директора первым, что под руку попало — тяжелой щеткой для волос.
Грузный Жора ловко увернулся, тут же поднял щетку и заботливо положил ее на столик.
— Почему ты мне до выступления не сказал, что все отменяется? — взвыла Алина.
— Кобылки мои, чего стоим, такие красивые, кого ждем? — начальственным тоном поинтересовался Жора у танцовщиц и захлопал в ладоши. — Бегом, бегом, сцена пустая!
Кристина и Эрика, переглянувшись, хмыкнули и продефилировали в коридор, развязно виляя бедрами. Обернувшись на пороге,
