в чужом туалете. Вот только под «микробами» она на самом деле имела в виду «сперматозоиды». Ох, ну почему ее мать так плохо говорила на английском?!
А потом Рут охватила паника. Она вспомнила, что три дня назад села на стульчак с мочой мужчины, которого любила.
Рут проверяла свое белье раз по десять на дню. Прошло четыре дня с просмотра фильма, а месячные так и не начались. «Смотри теперь, что из этого вышло!» — повторяла она себе. Рут ходила вокруг своего дома, глядя прямо перед собой. Она погубила себя, и это уже не изменить. Любовь, моча и алкоголь, — она снова и снова пересчитывала эти ингредиенты на пальцах. А какой смелой она себя чувствовала, засыпая, так и не смыв его мочу со своей кожи!
— Почему ты ведешь себя так странно? — спрашивала мать.
Ну как Рут могла сказать ей, что беременна? По опыту она знала, что та слишком беспокоилась, даже когда на то не было причин. А если такая причина на самом деле появлялась, то мать начинала кричать и бить себя в грудь, как горилла. И она станет это делать перед Лансом и Дотти; станет выцарапывать себе глаза и криком вызывать духов, чтобы те забрали ее с собой. А потом она на самом деле попытается лишить себя жизни. На этот раз она точно так сделает. И заставит Рут смотреть, наказав ее этим еще сильнее.
Теперь всякий раз, когда Рут видела Ланса, она начинала задыхаться до полуобморочного состояния. У нее постоянно болел живот. Иногда желудок скручивало спазмом, и она склонялась над унитазом в рвотных позывах, но ничего не выходило. Во время еды она представляла, как пища попадает в рот младенцу-лягушонку, а ее собственный живот начинал казаться ей мерзким болотом. И тогда приходилось бегом мчаться в туалет, чтобы снова корчиться от рвотных позывов и надеяться, что лягушонок выпрыгнет изо рта и все мучения закончатся.
«Я хочу умереть, — стонала Рут. — Умереть, умереть, умереть…» Сначала она много плакала в ванной, потом попыталась разрезать себе запястье обеденным ножом. Тот оставил на коже полоски разодранной кожи, но крови не было, а резать повторно и глубже было слишком больно. Потом она нашла в саду ржавый грязный гвоздь, проткнула им палец и стала ждать заражения крови, которое в ее представлении должно было подняться вверх по руке, как столбик термометра. Тем же вечером, все еще живая и несчастная, она набрала ванну и села в нее. Только она собралась опуститься поглубже и широко раскрыть рот, как вспомнила, что вода перестала быть чистой из-за того, что в ней теперь были ее грязные ноги, попа и другие части тела. Однако Рут была полна решимости, поэтому вылезла из ванны, наполнила раковину и опустила в нее лицо так, чтобы оно коснулось воды. А потом открыла рот. Тонуть оказалось легко. Совсем не больно и очень похоже на простое глотание воды. Что, как оказалось, она и делала. Поэтому Рут опустила лицо в воду поглубже и снова раскрыла рот. Наконец она сделала глубокий вдох, распахнув смерти объятия. Но все ее тело отчаянно запротестовало. Она начала так громко и надсадно кашлять, что не прошло и секунды, как мать без стука ворвалась в дверь и принялась бить ее по спине. Она положила на лоб дочери свою руку и тихо сказала по-китайски, что Рут больна и ей надо немедленно идти в постель. И то, с какой любовью и нежностью мать ее успокаивала, делало состояние Рут еще тяжелее.
Первым человеком, с которым Рут поделилась своим секретом, была Вэнди. Та много знала и всегда понимала, что надо делать дальше. Рут пришлось дождаться встречи с подругой в школе, потому что поговорить на эту тему по общему телефону, так, чтобы об этом не услышали мать или кто-либо другой, было невозможно.
— Ты должна признаться в этом Лансу, — сказала Вэнди, потом взяла Рут за руку и сжала.
От ее совета Рут зарыдала еще истошнее и затрясла головой. Этот жестокий мир снова показал свое недоброе лицо. Ланс ее не любил. Если она ему скажет, он ее возненавидит, и Дотти тоже. Они выгонят их с матерью из дома. А школа отправит Рут в тюрьму для несовершеннолетних преступников. И ня этом ее жизнь закончится.
— Ну, если ты сама не скажешь обо всем Лансу, то это сделаю я, — заявила Вэнди.
— Не надо, — выдавила сквозь всхлипы Рут — Нельзя. Я тебе не позволю.
— Если я ему об этом не скажу, то как он поймет, что любит тебя?
— Он меня не любит.
— Любит, конечно. Или полюбит. Так часто случается. Парень узнает о том, что скоро будет ребенок, и раз — любовь, брак и детская коляска!
Рут попыталась себе это представить.
«Да, ребенок твой», — скажет Лансу Вэвди, и Ланс непременно будет выглядеть как Рок Хадсон, узнавший, что Дорис Дэй ждет от него ребенка. То есть сначала будет потрясен, а потом неуверенно начнет улыбаться, затем улыбка станет широкой, и он бросится на улицу, не обращая внимания на людей, машины и крики прохожих, которых будет толкать и которые закричат ему, что он сошел с ума. А потом он воскликнет:
— Да, я сошел с ума! Я без ума от нее!
И вот он уже рядом с ней, на коленях, говорит ей о своей любви и о том, как все время ее любил и теперь хочет на ней жениться. Ну а Дотти? Она тоже скоро кого-нибудь полюбит, например почтальона. И все сложится как нельзя лучше. Рут вздохнула. Это было возможно.
В тот день Вэнди пошла домой вместе с Рут. Лу Лин работала в дневную смену в детском саду, и ее еще часа два не должно было быть дома. В четыре они оказались во дворе и увидели, как Ланс подходит к ма — шине, посвистывая и раскачивая ключи на пальце. Вэнди отошла от Рут, которая побежала за свой дом, где могла спрятаться, но в то же время видеть все, что происходит. Она едва дышала. Вэнди шла навстречу Лансу.
— Здравствуйте, — обратилась она к нему.
— Привет, девчушка, — ответил он. — Что скажешь?
И тогда Вэнди развернулась и бросилась наутек. Рут расплакалась, но, когда Вэнди вернулась, она утешила Рут, сказав, что у нее есть план получше.
— Не переживай, — говорила подруга. — Я разберусь. Я что-нибудь придумаю.
И придумала.
— Жди здесь, — сказала Вэнди и с улыбкой побежала к заднему крыльцу коттеджа.
Рут бросилась в свой дом. Через пять
