как густеющая капелька крови. Идущий рядом Демидин чувствовал себя неуклюжим, тем более что пребывающая в хорошем настроении Наина Генриховна пожелала опереться на его руку.
В лифтовой камере тусклая лампочка освещала вмонтированную в стену панель с грубо сделанными кнопками: «Ур», «Угр», «Огр», «Риус – уч. центр» и «Ыгр». В углу стояла металлическая клетка, в которой валялся ком промасленных тряпок. От клетки в стену уходил толстый кабель.
При появлении пассажиров тряпки зашевелились, и из них выбрался разъярённый гном в колючем ошейнике.
– Я твой нюх топтал! – заорал он Наине Генриховне.
– Не «твой», а «ваш», – игриво возразила Наина Генриховна.
Она поводила в воздухе пальчиком, прицеливаясь к нужной кнопке. Гном затрепетал от ужаса.
– Ваш нюх! Ваш! Береги себя, зайчоныч, ты мне очень дорога! Жди, сука! – закричал он.
Наина Генриховна недобро скривилась и надавила «Риус – уч. центр».
Гном скрючился от боли.
– Не топтал я нюх! Не топтал! – захрипел он.
– Не топтал, но оскорблял. И не нюх, а… – начала было Наина Генриховна, но, увидев, что Демидину происходящее неприятно, замолчала.
Гном царапал своё лицо и выл, катаясь по дну клетки. Двери закрылись, свет приугас, лифт заскрежетал и начал проваливаться вниз. Прошло около минуты, и он остановился. Гном всё ещё скулил и тёрся косматой головой о железные прутья.
– Быстро заткнись, мы не дома! – прикрикнула на него Наина Генриховна.
Гном изо всех сил зажал ладонями рот. Двери открылись, и в камеру лифта проник болезненно-лиловый свет Риуса.
В отличие от изрытого ямами Ура Риус походил на бескрайний аэродром. В редких асфальтовых трещинах здесь росли кусты, напоминающие саксаул. Эту растительность когда-то пытались выпалывать, чтобы не нарушать строгого единообразия, но потом рабы понадобились в других мирах, и на неё махнули рукой.
Риус изначально задумывался как сводящая с ума имитация мёртвой бесконечности, и его единственной достопримечательностью, своеобразным прыщом на его гладкой поверхности, оставили только учебный зиккурат.
Наина Генриховна и Демидин оказались в паре сотен метров от входной дыры, к которой ползли, катились и ковыляли разнообразные, но по большей части напоминающие людей существа.
Рядом со входом в зиккурат высился монумент – шестиногая тварь с колючим позвоночником грозила небу зажатыми в лапах молниями.
Демидину было здесь не по себе: в сравнении с жутковатым Риусом даже Ур мог показаться уютным, но Наина Генриховна выглядела приятно возбуждённой. Изобилие местных уродов подчёркивало её красоту. На неё смотрели – с ухмылками, улыбками, оскалами, страстью, завистью, и её походка стала более упругой.
Вдруг прямо перед ними на землю свалилась какая-то дымящаяся гадость, и Наина Генриховна взвизгнула от неожиданности.
Они задрали головы. Над ними кружил ухмыляющийся демон.
– Я – начальница гарнизона! – возмутилась Наина Генриховна, торопливо доставая удостоверение.
– Ты – моё мясо! – осклабившись, сказал демон.
– Дурак, – сказала Наина Генриховна сердито, но негромко и заторопилась к учебному центру, таща за собой Демидина.
– Я это слышал! – возмутился демон, снижаясь к ним длинными спиральными кольцами.
– Прошу прощения! – торопливо крикнула Наина Генриховна, держа удостоверение над головой.
– Моё мясо! – завопил демон, часто хлопая крыльями. – О, я вижу, как ты умрёшь…
Его крик перешёл в гневный визг, затем в хрипы, и он рухнул на землю. От огромного тела шёл жар, как от костра. Его глаза закатились, и из полуоткрытой пасти потоками текла пена.
– Он умирает? – спросил Демидин.
– Он в экстазе, – досадливо процедила Наина Генриховна. – Возможно, увидел будущее.
Она встряхнулась, гордо подняла носик и потащила Демидина в зиккурат.
Фойе было заполнено прилично одетым народом. Наина Генриховна подошла к большому зеркалу и принялась поправлять причёску.
– Ты должна выбросить из головы этого идиота, – приказала она своему отражению.
Она встряхнулась и застреляла улыбочками по сторонам.
– Димитрий Димитриевич! – помахала она ушастому худощавому мужчине в лёгком белом костюме и кремовой панамке.
Тот метнулся к ней, распахивая объятия.
– Наиночка! Ты теперь такая красавица! Это просто фантастика! – восхищался он. – Можно я поцелую твои ручки?
Наина Генриховна, расцветая от его восторга, протянула ему руку, которую он усыпал мелкими тщательными поцелуями.
– Перестаньте! – воскликнула Наина Генриховна и похлопала его по затылку, отчего панамка съехала ему на висок.
Димитрий Димитриевич приостановил свои поцелуи и, подняв пшеничную бровь, с любопытством оглядел Демидина.
– А это у нас кто? – спросил он.
– Это у нас Константин Сергеевич Демидин, – торжественно сказала Наина Генриховна.
– О! – сказал Димитрий Димитриевич и поднял вторую бровь.
Его взгляд метнулся к груди Демидина.
– Лейтенант Демидин проходит службу в моем гарнизоне, – не без гордости сказала Наина Генриховна.
Что-то такое было в Димитрии Димитриевиче, что заставляло её хвастаться. Она и сама чувствовала, что её несёт, но не могла остановиться.
– Выходит, он сейчас в твоём распоряжении? – спросил Димитрий Димитриевич.
– В полнейшем, – подтвердила она.
Демидин смотрел на Наину Генриховну с удивлением. Она была в какой-то эйфории.
– А вы, дорогой Димитрий Димитриевич? Чем занимаетесь вы? – спросила Наина Генриховна.
– Подробности рассказать не могу – это большой секрет, Наинчик, – таинственно сказал Димитрий Димитриевич. – Часто бываю в Уре. Мы у вас кое-что достраиваем и скоро начнём один невероятно важный эксперимент.
– Должно быть, интересно, – завистливо сказала Наина Генриховна.
– Чрезвычайно! – подтвердил Димитрий Димитриевич.
Он снова посмотрел на Демидина, и глаза его блеснули.
– Я кое-что вспомнил! – вскрикнул он. – Вынужден убегать! Мы будем на связи!
– Вот вы всегда так… – грустно улыбнулась Наина Генриховна.
– Совершенно не успеваю, Наинчик! Будем на связи! – вопил Димитрий Димитриевич.
Прижимая сцепленные руки к груди, он ещё что-то крикнул и исчез в толпе.
– Димитрий Димитриевич Вишневский, – сказала Наина Генриховна со вздохом. – Когда я была девчонкой, я мечтала, чтобы у моего будущего мужа оказалась фамилия Вишневский…
– Ваш старый знакомый? – ревниво спросил Константин Сергеевич.
– Да, – ответила Наина Генриховна, пытаясь разобраться в своих чувствах.
Она относилась к Димитрию Димитриевичу со смесью восхищения и зависти. Когда-то он тоже был красно-коричневым – то есть принадлежал к влиятельному клану, полагавшему, что Советский Союз – идеальный инструмент для демонизации России. Логика красно-коричневых казалось безошибочной: Советский Союз являлся атеистической страной, коррумпированной и криминальной. Криминальная культура считалась особенно важным и перспективным элементом.
В те времена красно-коричневых повышали в должностях и ставили в пример. Для них устраивали вечеринки и даже вертолётные сафари с пулемётной охотой на рабов, что считалось безумной роскошью. В этой, казалось бы, безоблачной ситуации Димитрий Димитриевич каким-то образом ощутил опасность. Как-то он почуял, что красно-коричневыми играют напоследок для того, чтобы их беспощадное уничтожение сильнее устрашило остальных.
За считаные дни до их разгрома
