выпрямился и спросил чуть более формально:
– Вопросы есть?
– Нет, – ответил Саша несколько обескураженно.
– Ну тогда идите, – помягче сказал Коньков. – Мы с вами свяжемся.
Придя домой, Саша помаялся, походил по комнате и начал писать письмо Зяблику-Школьнику.
«Дорогой ребе! Прости, что тебя обременяю своими проблемами. Мне нужен твой совет, хотя теперь я понимаю, что недостоин быть твоим учеником.
Я совершил большой грех – ел свинину, которую меня уговорила поесть моя знакомая. Она удивительная девушка. Она мне нравится давно, с шестого класса.
Когда я ел свинину, кто-то меня сфотографировал, и эти фотографии оказались в КГБ. Я думал, что они начнут меня шантажировать, и собирался первым обо всём рассказать тебе и своим ученикам, но оказалось, что они интересуются твоим учением и думают о том, чтобы помочь распространению иудаизма в Советском Союзе! Для этого мне нужно им доказать на примерах то, что мы хорошо влияем на людей. Это похоже на настоящее чудо!
Но меня мучает, что я обманул твоё доверие. Прости меня!! Понимаю, что не заслуживаю твоего ответа, но всё-таки, пожалуйста, напиши, считаешь ли ты меня попрежнему своим учеником.
Прощай, ребе, наверное, прощай. Потому что теперь, скорее всего, ты не захочешь со мной разговаривать.
А. Перельштейн».
Саша был не настолько наивен, как рабочие завода электрических механизмов, и, вместо того чтобы отправлять письмо по почте, попросил одного из отъезжающих в Америку передать его Зяблику-Школьнику лично.
Демидин и Наина Генриховна
Демидину выделили отдельную комнату – тесную, но с письменным столом и железной кроватью. Литвинов велел ему ни с кем не разговаривать до встречи с начальницей гарнизона. Демидину и не хотелось ни с кем разговаривать. Он лежал на кровати и думал, когда кто-то, громыхая сапогами, подбежал к двери и заколотил в неё.
– Разрешите войти!
– Войдите, – сказал Демидин, приподнимаясь.
В комнату ввалился солдат с круглыми от страха глазами.
– Товарищ Демидин? – спросил он.
– Да, – ответил Демидин.
– Начальница вызывает. Собирайтесь скорее, а?
Парень от нетерпения кусал ногти и переминался с ноги на ногу.
– Мне трудно ходить, – сказал Демидин, разводя руками. – Ноги пока плохо слушаются.
– Ой… – затосковал солдат. – Она меня прибьёт. Ладонью хлопнет и прибьёт нафиг, как Толика. Садитесь мне на закорки, а я вас повезу, а?
Взгромоздившись ему на спину, Демидин поскакал на нём по длинному коридору со скрипучим полом, мимо дверей «Гауптвахтерская», «Хозкомн. 1», «Операционная», «Сортировочная», «Морг», через этажи бетонной лестницы, выкрашенной пузырящейся зелёной краской, снова вдоль коридора, уже застеленного дорожкой, мимо дверей «Заместитель по хоз. части», «Заместитель по восп. раб.» и, наконец, к двери с новой табличкой «Начальница гарнизона».
Здесь задыхающийся солдат поставил Демидина на пол и постучал, стараясь перевести дух.
– Разрешите? – сказал он.
– Да-да, – послышался женский голос.
Они прошли в комнату.
– По вашему приказанию… – начал солдат.
– Вы свободны, – сказал голос.
Пока в заполненной мебелью комнате Демидин отыскивал глазами начальницу гарнизона, ему пришло в голову полузабытое слово «будуар». Окна были задёрнуты бархатными портьерами. У стен стояли витые торшеры. По стенам висели полочки, с которых на него пялилась целая свора фарфоровых кошечек. В углу комнаты находился массивный куб с экраном и кнопками.
На стене висела картина, изображающая конное сражение. Судя по головным уборам, белогвардейцы рубились с красными. Ручьями лилась кровь, распахивались рты и сверкали глаза. Не считая головных уборов – офицерских фуражек и красноармейских шлемов, всадники были наги. Художник уделил много внимания анатомическим подробностям в изображении человеческих и лошадиных тел. Над битвой парил ухмыляющийся демон, державший в руках старинный фотоаппарат.
– Нравится?
За столом сидела ослепительной красоты женщина.
– Здравствуйте, – сказал Демидин, робея.
– Константин Сергеевич Демидин, – сказала женщина так мелодично, как будто целовала каждое слово. – Доктор физико-математических наук, создатель психологической оптики. Организовал группу «Древляне», для которой создал целую мифологию.
– Мифология сама по себе неважна… – смущённо начал Демидин.
– Но я же не представилась! – сказала женщина. – Хотя мы с вами уже знакомы.
– Извините, не припоминаю, – сказал Демидин.
– Я Преображенская-Шульц.
– Вы не…
– …Нет. Я – Наина Генриховна Преображенская-Шульц.
Она пристально смотрела на него. Демидин казался себе очень неловким.
– Посмотри-ка в мои глазки, – сказала Наина Генриховна.
Демидин вскрикнул и отшатнулся.
– Не может быть! – потрясённо воскликнул он. – Вы не погибли?
– Как видите, – сказала Наина Генриховна, побарабанив пальцами по столу.
– Вы теперь… другая, – сказал Демидин.
Наина Генриховна улыбнулась, встала, потянулась и прошлась по комнате.
– Вам будет у нас интересно, Константин Сергеевич, – сказала она. – Ответьте мне, ради чего вы работали?
– Что вы имеете в виду? – не понял Демидин.
– Для чего вы трудились день и ночь? Из-за любви к науке? Из-за желания сделать карьеру?
– Конечно, научный интерес играл большую роль… Да и честолюбие, – признался Демидин. – Кроме того, я работал для своей Родины.
– Оставим пока Родину в стороне, – сказала Наина Генриховна. – Поговорим о карьере и научном интересе. Карьерный рост – это увеличение власти. Вы согласны?
– Пожалуй, – сказал Демидин.
– Там, в Москве, вы выпрашивали для себя лаборантов, древлян собирали поштучно. Мы можем дать в ваше распоряжение десятки, если нужно, и сотни людей.
– Рабов? – спросил Демидин.
– Рабов, солдат, какая разница, – сказала Наина Генриховна. – Власти у вас здесь будет больше, чем в Москве. Вы понимаете?
– Да, – сказал Демидин.
– Теперь о научном интересе, – сказала Наина Генриховна. – Ваша мысль о формировании машин, частями которых являются настроенные на одну волну люди, гениальна.
– Что вы… – сказал Демидин, смущаясь.
– Это так, – настаивала Наина Генриховна. – Но у нас не только делают машины из живых существ, у нас даже сращивают людей с машинами. Вы мечтали о наблюдении за людьми на расстоянии. Наша техника позволяет при помощи простого воспоминания о человеке узнавать, где он находится. Правда, этого человека лучше знать достаточно хорошо.
– Поразительно! – воскликнул Демидин. – Как вам удалось так продвинуться?
Наина Генриховна натянуто улыбнулась.
– У нас есть у кого учиться. Давайте я вам кое-что покажу.
Она подошла к металлическому ящику и нажала кнопку. Раздались писки, экран засветился и показал казарму – ряды металлических кроватей, пустые стены. В дальнем углу кого-то били.
– Это для наблюдения за солдатами? – спросил Демидин.
– Не только, – сказала Наина Генриховна. – Давайте, я покажу вам вашу Москву. Сядьте сюда.
Демидин сел, и Наина Генриховна водрузила ему на голову металлический шлем.
– Подумайте о ком-нибудь, кого вы хорошо запомнили, – сказала она.
Демидин подумал о Леонарде Борисовиче Звягинцеве. Через полминуты экран пискнул так, будто прищемили мышь, и показал помещение с покрытыми кафелем стенами. На стенах
