появилось новое чувство злости, грусти, обиды и стыда. Это была ошибка, так сильно сближаться с ним.
– Мы можем поехать домой?
Отец покачал головой.
– Тебя переведут в детскую психиатрию завтра утром. Доктор Дуглас попросила их несколько дней позаботиться о тебе, пока ты будешь привыкать к новым препаратам. Я нашел тебя…
– Я не хочу об этом говорить, – сказала ты, поднимая руку.
Снова накатил приступ усталости.
Это катастрофа.
– Мне сделали швы? – спросила ты.
Подбородок папы дрогнул.
– Два ряда.
Ты кивнула и закрыла глаза. И несмотря на то что уйдут недели, чтобы разобраться со своими эмоциями и вернуться к нормальной жизни, одну вещь ты сейчас понимала предельно ясно:
– Ладно. Я усвоила урок.
Закономерности. Это слово пришло Энди в голову на собрании анонимных алкоголиков, на которое он пошел вместе с Шондой прошлым вечером… и оно это слово кололо его слово жало в плоть апостола Павла. (В прошлое воскресенье Энди также был в церкви.)
Подросток по имени Джереми, который пришел вместе со своей матерью и младшей сестрой, чтобы поговорить о пьянстве их отца, поднял тему закономерностей и всерьез заставил Энди задуматься.
И все дошло до того, что он понял кое-что: подавляющее большинство случаев, когда Энди сильно напивался, были вызваны чем-то, связанным с его матерью.
Самое интересное в этом было то, что, когда он сказал про это открытие Шонде, она рассказала ему историю: «Я начала ходить к терапевту после смерти сестры, и, прямо как ты, я во многом злилась на мою маму. Тогда терапевт сказал мне то, что я никогда не забуду: «Люди живут в этом мире не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям». Это не только дало мне силы простить ее, но и позволило до настоящего момента никого не заставлять соответствовать ожиданиям. Себя в том числе».
(Примечание: да, Энди иногда правда чувствовал себя странно в отношении того, что изливает душу матери девушки, которой его пьянство причинило боль… Женщине, которая также оказалась его любимым автором. Действительность бывает более удивительной, чем вымысел.)
Этим утром Энди решился на предложение Шонды поехать на настоящее собрание анонимных алкоголиков… и впервые в жизни он признался, что он им является. И в этот же самый момент он понял, что пришло время поговорить с конгрессменшей.
Подъезжая к дому Криддлов в здоровенном «Мерседесе» на сиденье рядом с Шондой, он пытался решить, что конкретно ему нужно сказать, когда настанет момент.
Когда он увидел мамину машину на подъездной дорожке, его сердце подскочило к горлу; само ее нахождение дома в этот момент было своего рода знаком. Он лишь надеялся, что отца не будет на месте.
– Мам? – произнес Энди, входя в дом. – Пап? Вы тут?
Ответа не было. Происходящее до жути напоминало сценарий в офисе компании, и у Энди вспотели ладони.
Когда зашел в кухню, мир перевернулся… или хотя бы так все выглядело: кухонный стол был перевернут, и под ним одиноко лежал стул, от хрустальной вазы, которая всегда стояла ровно по центру, остались одни осколки, разбросанные по полу, и повсюду лежали обрывки бумаг. На столешнице лежал журнал сомнительной репутации, и его заголовок буквально кричал: «Маленький грязный секрет кампании конгрессменши Крис Криддл».
Ох черт.
– Мам, ты дома? – Энди взбежал по лестнице в комнату родителей. Ее здесь не было, но на полу были разбросаны одежда и обувь.
Боже, только не это.
Никого не было в гардеробе.
Ни в ванной.
Внизу он проверил домашний кабинет, которым она больше не пользовалась; там тоже никого не было.
Подвал? Неа.
Гараж? Тоже.
Его комната? Нет.
Черт.
Постойте…
Энди бросился на второй этаж и распахнул дверь в комнату Эммы. Мама сидела в нелепой позе, скрестив ноги, на кровати Эммы, украшенной в стиле «Моей маленькой пони», и обнимала ее любимую куклу Малышку. Она на мгновение перевела взгляд на Энди и затем снова устремила его куда-то в другую часть комнаты.
– Все кончено, – произнесла она. – Конец.
Энди в своем воображении сделал самый глубокий вдох и подошел ближе, чтобы присесть рядом. Первым, что он почувствовал, была ярость – тринадцать месяцев сдерживаемых эмоций с любым сделают подобное, – но его злость сейчас, вероятно, была бы контрпродуктивной, так что он решил положиться на второй вариант.
– Мама, ты в порядке?
Она отрицательно помотала головой.
– Что случилось?
– Я подписала бумаги на развод с твоим отцом.
– Развод?
Она кивнула.
– Я заполнила их на прошлой неделе. Большая часть всего тебе и ему.
– Каким образом твоя подача на развод поможет нам? – Ярость снова прорывалась наружу…
– Я приношу этой семье одни беды, милый, – ответила она. – И уже давно.
– Так, по-твоему, лучшим решением будет сбежать?
Она вздохнула.
– Как долго, мам?
– Да?
– Как долго у тебя была интрижка с мистером Локом?
Она не сразу ответила, и Энди хотел начать кричать на нее, но сдержался. Он ждал. Пятнадцать секунд… тридцать…
– После смерти Эммы, – наконец ответила она.
– Почему? Папа был недостаточно хорош для тебя?
Она начала плакать (по правде говоря, Энди никак не тронули эти слезы).
– Твой отец замечательный человек, Эндрю. Я недостойна его. Я никогда не заслуживала его.
– Мам, если ты хочешь весь разговор давить на жалость к себе, то мы можем заканчивать уже сейчас.
Она повернулась и посмотрела на него с удивленным выражением на лице.
– Ты изменился, Эндрю.
– Да, это так. И я хочу поговорить как двое взрослых людей. Почему ты начала спать с мистером Локом? Я хочу сказать, что среди всех людей, мам…
– Я не могу просто ответить на этот вопрос, Эндрю, – сказала она и отвела взгляд. – Когда твоя сестра умерла, я просто не… я не знаю. Если ты хочешь говорить по-взрослому, то я расскажу тебе: у меня было несколько выкидышей между твоим рождением и рождением Эммы, и эта беременность проходила трудно. После стольких усилий для появления ее на свет и следующей потери я была очень зла.
Живот Энди скрутило.
– И все произошло так быстро – когда мы вышли из бунгало, она была такой живой, и веселой, и энергичной, как всегда, а когда мы вернулись, она… – Мама покачала головой. – Меня как будто сбил автобус, Эндрю. Я не знаю, как это описать.
Она прижала куклу к груди, и чувство вины и скорби по смерти Эммы подняло свою отвратительную голову внутри Энди.
– Я… Мне жаль.
– Не извиняйся, – сказала она. – Тем не менее твой отец видел, как я буквально
