Все это «он не мой сын» по-настоящему ужасно.
Она кивнула.
– Ты прав, и я хочу извиниться за свои слова. Ты замечательный молодой человек, и я правда горжусь тобой. Я надеюсь, что ты сможешь простить меня за то, что я не сказала этого раньше.
Энди улыбнулся. Это было забавно: теперь, когда он получил ее одобрение, он понял, что ему оно на самом деле больше не нужно.
– Я тебя люблю, ты знаешь это, мама?
Снова кивок.
– Я тоже тебя люблю, Эндрю. Я хочу заранее извиниться за тот шум, который поднимет пресса. Надеюсь, ты сможешь избежать всего этого, когда поедешь в Род-Айленд.
Энди усмехнулся. Несмотря на все происходящее, конгрессменша Крис Криддл все еще думает о прессе. Похоже, можно заставить конгрессмена выйти из гонки, но саму гонку из конгрессмена никогда.
Энди поцеловал ее в щеку и поднялся, чтобы выйти из комнаты. Он почти коснулся дверной ручки, когда услышал «Эндрю?» и повернулся обратно.
– Да?
Она смотрела ему прямо в глаза.
– Милый, смерть Эммы не твоя вина. Я хочу, чтобы ты это знал.
И теперь Энди не мог отвести взгляд, потому что он не ожидал этого и не был готов. Но что было самым удивительным? Он по-настоящему почувствовал себя легче.
– Спасибо, – ответил он.
Она кивнула, и теперь было ясно, что в словах больше не было нужды.
Энди вышел из комнаты Эммы и закрыл за собою дверь.
Шелби сидела на кухне своего родового дома, ковыряя тарелку с овсяной кашей и смотря, как солнце отражается на поверхности бассейна. Прошло уже две недели с момента, как ее выписали после (недолгого) пребывания в больнице, и ее бок только что лишился того, что, она надеялась, будет последним хирургическим швом, который она увидит в жизни. После снятия бинтов она поняла, что у нее появились три новые ступени в ее лесенке шрамов, растянувшейся от верха грудной клетки и до бедра… но то, что отсутствовало в памяти, так это воспоминание о нанесении этих шрамов.
Что, наверное, было к лучшему.
Она вздохнула. Затем она взяла в руку маленький кусочек переплетенной пластиковой нити, удивляясь тому, что раньше она использовалась для удержания ее кожи на месте.
– Фу, что это такое? – раздался голос позади нее.
– Один из моих швов, – ответила Шелби.
– Хмм… подожди, что?! Боже мой, – ее (горячо любимая) кузина Бекки закончила предложение, обмахивая себя руками, будто она отбивалась от атак насекомых. – Мне нужно держаться от тебя подальше. Твоя рана… она откроется и начнет извергать из себя потоки крови?
– Ты зря драматизируешь. Он просто мне больше не нужен.
Бекки вздрогнула, и вокруг девушек снова установилась тишина. Шелби хихикнула. Она правда ценила свою кузину.
Последние несколько недель дали ей много времени на раздумья. И один из выводов, к которому она пришла, заключался в том, что, когда дело касается ее взаимодействия с другими людьми, она не хотела, чтобы кто-то относился к ней так, как будто она может сломаться. Нет, жить с «атипично» функционирующим мозгом не всегда весело, но также это не должно мешать ей наслаждаться жизнью.
– Ты уже поговорила с Уолтером?
– Энди, – машинально поправила Шелби. – Я хочу сказать… – Прости. – Она покачала головой. – Неважно. Нет. Не поговорила.
– Разве он скоро не уезжает учиться?
Шелби пожала плечами, несмотря на то что ее сердце при этой мысли забилось чаще.
– Откуда мне знать?
– Девочка, не рассказывай-ка. Я не знаю, кого ты пытаешься обмануть своей притворной беззаботностью, но точно не меня. Пытаешься вести себя так, будто этот парень тебя не волнует… Тьфу!
– Он нарушил договор, Бекки.
Бекки так закатила глаза, что это было слишком даже для нее.
– Договор, шмоговор.
– Такого слова не существует.
– Не надо мне тут, Шелби. Давай не будем забывать, что ты дала мне его прочитать перед тем, как показала ему. Разве те же самые правила не применяются к тебе? Потому что я крайне уверена в том, что ты делала то, что считается избеганием, не так ли? Какой там это пункт? И теперь все мы знаем, что ТЫ нарушила пункт, отвечающий за отказ от романтических чувств. Что было глупо – не говоря уже о самонадеянности – вписывать такой пункт туда.
Шелби сжала зубы. Она ненавидела говорить об этом. И думать об этом. И признавать то, что это имеет смысл. И не то чтобы Бекки говорила что-то неправильное.
Это раздражало.
Но все же.
– Бекки, у Энди есть свои демоны.
– Разве он не ходит на встречи АА с твоей мамой дважды в неделю?
– Анонимные алкоголики. Это другое.
– Ты правда обесцениваешь стремление этого парня к трезвой жизни?! Я совсем не понимаю тебя сейчас!
Шелби вздохнула. И вот снова слезы подступили к глазам.
– Бекки, мне страшно.
– Из-за чего?
Шелби помотала головой.
– Нет правильного способа в этой галактике или любой другой объяснить, что значит очнуться в больнице с порезами на теле, которые ты сама туда нанесла, – сказала она. – Без единого воспоминания об этом, Бекки. Когда Энди отреагировал в тот самый раз, мой мозг просто стал творить то, что ему захочется. И взял под контроль мое тело. Это ужасает меня.
Бекки не ответила. (Да и что она могла сказать?)
– Куски времени просто пропали из моей памяти, – продолжила Шелби. – А затем меня перевели в психиатрическое отделение… Это не самое приятное место, Бек. Там есть люди – дети нашего возраста и младше, – которым приходится справляться с гораздо худшими вещами, чем мне, которые они никак не заслужили, понимаешь?
Бекки опустила глаза.
– Я понимаю.
– Последние две недели я провела, привыкая к новым препаратам. У меня пропал аппетит. Временами я просыпалась ночью, вся в поту, и мне приходилось класть пакет со льдом между грудей, чтобы успокоить свою нервную систему. Иногда непосильной задачей было вылезти утром из кровати, а в те дни, когда у меня это получалось, то приходилось бороться с желанием вернуться туда и просто… лежать. Мне правда нужно оставаться как можно дальше от всего людей, мест, предметов и так далее, – у чего есть возможность заставить меня отреагировать так, как случилось с ним.
На несколько секунд наступила тишина, но потом Бекки цыкнула зубом. И в эту же секунду Шелби знала, что любимая кузина скажет что-то, что ей не понравится.
– Хорошо, выслушай меня, – начала Бекки. – Я понимаю тебя. Правда понимаю. Тебе правда нужно избегать «знакомых триггеров», как ты их называешь. Но также я знаю тебя. И я знаю то, что ты пытаешься представить мне
