вдыхаю поглубже. И наконец он фиксирует липучками мои ладони в садовых перчатках.
— Вот, — говорит он, — красиво и удобно.
Я замечаю свою тень на дальней стене: маленькое тельце и огромные крылья, распростертые за спиной. Я выгляжу, словно крылатый супергерой. Девушка-Птица. Пытаюсь пошевелить пальцами, одним за другим. Кошусь на крылья и взвизгиваю от восторга, заметив, что проволочки, ведущие от перчаток к крыльям, тоже начинают шевелиться. Я двигаюсь взглядом вверх по проволочкам и вижу, что от моих движений первичные маховые перья отделяются друг от друга и разворачиваются. Поведя плечами, чувствую, как у меня за спиной вздрагивают все перья. Именно так шевелились бы перья на крыльях у настоящей птицы.
— Это волшебно, — выдыхает дедушка.
Крылья так плотно прикреплены ко мне, что я улавливаю запах пыли и набивки. Мне кажется, что у меня за спиной висит огромный рюкзак. Выгнув спину, я смотрю на свою тень на стене: крылья медленно меняют форму при каждом моем движении.
— Попытайся их сложить, — говорит дедушка. Он сверяется с инструкцией. — Согни локти и прижми кулаки к груди.
Пробую это сделать. Сначала кажется, что крылья слишком тугие, чтобы двигаться, но я тяну немного сильнее, и тогда они послушно складываются.
— Теперь попробуй скрестить руки на груди.
Я кладу правую руку поверх левой, и крылья охватывают меня по бокам. Дедушка зажимает рот руками и слегка качает головой. Точно так же всегда делает папа, если что-то сильно его поражает.
— Прямо как настоящая птица, — говорит он. — Никогда не видел ничего подобного.
В ответ я только киваю. Я и сама до сих пор не могу прийти в себя от всего этого. Мы с дедушкой сделали потрясающую модель из этих крыльев, настоящую летательную машину, почти как у да Винчи.
— Давай отвезем их в больницу, — предлагаю я.
— Можешь припарковаться вон там.
Дедушка сжимает руки на руле. Ему совсем не хочется это делать, но я его заставляю.
Он не заглушает мотор, ждет, пока я выйду из машины. Я перегибаюсь через сиденье и поворачиваю ключ в зажигании.
— Пойдем, вместе покажем их папе.
Дедушка шумно выдыхает и медленно выходит из машины. Пока мы идем через парковку ко входу в больницу, он не произносит ни слова. Но глаза его нервно бегают, и он крепко сжимает руки в кулаки. Я прижимаю к груди нашу летательную модель, запакованную в тугой сверток. Еще рано, чуть больше восьми. Мамы еще точно тут нет: мы с ней договорились встретиться у папиного отделения в девять. Я покрепче сжимаю крылья, осознав, как холодно на улице. Мимо нас с воем проносится скорая, мигая голубыми огнями в бледном утреннем свете, и от неожиданности дедушка врезается в меня. Пока мы идем через главный вестибюль, его начинают одолевать сомнения.
— Ты уверена, что меня пустят?
Я пожимаю плечами:
— Мы можем подождать в кафе, пока мама все уладит.
У пластиковых пальм дедушка останавливается, и мне кажется, что он готов прямо тут развернуться и уехать домой.
— Ну, давай попробуем, — уговариваю я. — Только представь себе папино лицо, когда он увидит, что мы с тобой сделали.
Дедушка идет за мной к лифтам. Я придерживаю двери до тех пор, пока он не заходит вслед за мной в кабинку. Рядом с нами в лифте — маленький мальчик с мамой, и оба смотрят на меня с подозрением. Уверена: мальчик думает, что я несу живую птицу. Вообще-то держать нашу летательную модель довольно тяжело. Я подхватываю ее снизу руками и упираюсь подбородком в верхнюю часть. Наверное, если не видеть всю систему креплений, кажется, будто я обнимаюсь с лебедем.
От лифта к папиному отделению дедушка идет очень медленно. Дальше по коридору уборщица моет полы, сильно пахнет антисептиком, и дедушка отворачивает нос. Я вижу, как тяжело ему все это дается, как трудно ему просто здесь находиться. Когда мы добираемся до входа, он останавливается, скрестив руки на груди.
— Давай ты сначала спросишь, можно ли нам войти, — бормочет он.
Я захожу в отделение и спрашиваю у медсестры.
— Время для посещений начинается в девять часов, — говорит она и с опаской косится на крылья. — Тогда я и смогу вас пустить.
Я возвращаюсь в коридор, но дедушки там уже нет. Я бросаюсь назад тем же путем, каким мы сюда пришли, но нигде его не вижу. Все лифты заняты, поэтому я сбегаю вниз по лестнице, одной рукой держась за перила, а другой крепко прижимая к себе крылья. Внизу с трудом уворачиваюсь от человека в инвалидном кресле. Дедушки нет ни в кафе, ни у пластиковых пальм. Сквозь раздвижные двери я выбегаю на парковку. Вот он, открывает дверцу машины. Увидев меня, машет рукой.
— Папе точно понравятся эти крылья, — кричит он мне. Потом садится в машину. Я просто в шоке оттого, что он вот так сбежал; я стою в дверях, мешая людям входить и выходить, и смотрю вслед машине. От злости у меня сжимается горло, а потом начинает колоть в груди. Я крепко обхватываю свою модель. Теперь мне понятно, почему мама все время злится на дедушку.
Я поворачиваюсь и захожу обратно. На лифте поднимаюсь наверх и иду к Гарри. Не то чтобы это было сознательное решение, ноги сами несут меня туда. Какая-то женщина выходит из отделения, как раз когда я оказываюсь перед ним; она придерживает для меня дверь. Внутри тихо и сонно. Даже медсестер еще нет за стойкой.
Дверь в палату Гарри закрыта; я заглядываю внутрь через окошко и вижу, что он не спит. Он сидит в кровати спиной ко мне и смотрит в окно сквозь щель в занавесках. Я окидываю взглядом коридор, проверяя, не идут ли медсестры. Потом пытаюсь влезть в обвязку. Это трудно сделать без дедушкиной помощи, а завязать все как следует вообще невозможно. Я немного расправляю крылья, чтобы просунуть руки в петли, и затягиваю липучки зубами. Толкаю дверь ногами, пока она не открывается. Боком протискиваюсь в палату. Потом развожу руки в стороны, и крылья у меня за спиной расправляются.
Гарри оборачивается. При виде меня он открывает рот от изумления, а глаза его становятся огромными, как блюдца.
— Айла? — шепчет он.
Мне становится даже смешно от того, в какое замешательство я его привела.
— А ты кого ждал?
Я делаю несколько шагов к нему, крылья слегка покачиваются у меня за спиной. Сложно держать равновесие, когда они так широко раскрыты, трудно идти прямо:
