отчаянно расшибаются о предмет своего стремления, кидаясь в объятия мечте…» – Александр задумчиво вглядывался в подающие капли, медленно взбираясь к темным небесам по блестящему канату, состоящего из сплошных крошек серебра. Небо оказалось без единого просвета, что в секунду поразило его. В памяти всплыли недавние воспоминания.
Он блуждает среди чёрной небесной пышности. «Если все так плохо, и сейчас опять предстанет предо мной нечто невообразимое, – говорит он, на удивление, басисто-растянутым, не своим голосом, – то почему бы не попробовать обратить это в свою пользу? Будь это плод фантазии, передо мной наверняка предстанет то, что вздумается моему разгульному воображению… а значит, смогу увидеть всё, чего только я захочу». И он усердно принялся представлять олимп древнегреческих богов, вкладывая в это занятие большие силы. Общая картина ничуть не изменилась, когда он открыл глаза: здесь по-прежнему витали чёрные облака. Поведя ногой и убедившись, что ничего не сковывает его тело, что было, в общем-то, хорошей новостью на фоне остальных, Александр слегка ободрился и сделал несколько шагов по пышности, ступая, как ребёнок по сугробам, слегка проминая мягкую поверхность.
Ему хотелось найти олимп, чтобы насладиться объектом своего вечного восхищения, но далекий звук грома сбил его с пути. Петляя, он забрёл глубоко в глушь. Александра окружали сплошные дебри, похожие на лабиринт, которые как-то незаметно для него возвысились над головой. Всякий раз, когда глаза его жадно цеплялись за угол, который вёл непременно к выходу, пред ним представали до боли знакомые вещи и уводили в другую сторону. В тупиках он находил моменты прожитой жизни, в резких поворотах скрывались самые сокровенные мысли, а в длинных коридорах являлись ужасы вперемешку с мечтами – словом, всё, что находилось в лабиринте, имело тесную связь с Александром. Одна мысль, что странности поворотов предназначались именно для него, кидала его в смятение, однако, вместе с этим, вызывала и живой интерес.
Сущность лабиринта заключается в том, что каждый отдельный поворот заключает в себе человеческие тайны. И следуя предписанию этих секретов, Александр сворачивал все ближе по направлению к беспросветной тьме вечного забвения, к той самой, в которой потерялись великие из людей. Они узнавали там слишком много нового, чуждого серому уму, и стоило им провозгласить тайны во всеуслышание, как люди начинали считать их сумасшедшими. Наш главный герой, обречённый и одинокий, бродил в своде человеческого разума.
Иногда нужен хоть какой-нибудь краешек земли, пусть даже что-либо приземлённое, за что можно было бы уцепиться даже кончиком пальцев. Подобное спасает от гибели при водовороте реки Лета. Но лучше всего этого, конечно, искренне протянутая рука.
В этот же момент, будто прочитав забвение Александра, птенец устремил глаза в грозное небо. Вспыхнула белоснежная искра. Темный небосвод озарился фиолетовым огнём. Ломаный прут слепящего света насквозь пронзил грудь тучи. Грохот, крушащий все на своём пути, наткнулся на непроницаемые дебри, в коих бродил Александр, и, прорвав их в секунду, обрушился на всю вселенную. Хаос испытывал всемирный порядок на прочность.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Рыцарь
Анна-Мария, солнце взошло, Анна, любимая, стало светло, Туман разошелся, и птицы запели. Анна, мой друг, подымайся с постели! Анна, вставай! Озарился восток, Слышишь охотничий радостный рог? Вторят ему и деревья и скалы. Анна-Мария, вставай – солнце встало!
Вамба
О Тибальт, мой милый, совсем еще рано; Мне спится так сладко! Я, Тибальт, не встану! И что наяву может радовать нас В сравнении с тем, что я вижу сейчас? Пусть охотник трубит в свой рожок все чудесней И птицы встречают зарю своей песней, – Счастливее их я бываю во сне, Но, Тибальт, не думай, что снишься ты мне.
Вальтер Скотт, «Айвенго»
Пробудившись после долгого сна, который показался нашему герою столь продолжительным в виду однообразной чёрной картинки, Александр больше ни капли не чувствовал себя разбито, как это было вчера, или, лучше сказать, накануне, потому что счёт времени был для него потерян. Он пребывал в легком расположении духа, ибо голову больше не омрачали плохие мысли. Ураган сменился ясным погожим днём. Знаешь, иногда и сюда пробирается всемогущий закон подлости. Его проявления частенько бывают весьма забавны, вот, к примеру, засыпая радостным, вероятнее всего, проснёшься унылым, и наоборот.
«М-да, ну и мрачные сновидения, однако! – Подытожил Александр. – Хотя, летать по собственному разуму, находясь во власти сна – явление обыкновенное… Отсюда объясняется и изощрённая мечтательность. Это все ярчайшие примеры ночных грёз».
Так, о чем-то мечтая и неохотно думая, он провалялся в постели целых двадцать с лишним минут. Все это время он дожидался аппетита, может быть, пародируя безумно влюблённого, с трепетом ожидающего пробуждения своей второй половинки. И, наконец-таки, дождавшись, Александр как следовать потянулся, сбросил правую ногу, через минуту кончиком левой коснулся пола, но затем отдёрнул правую и, протянув её в дальний угол кровати, перевернулся на живот. Затеянные им планы отложились на семь минут, по завершению которых он резко встал, и, не поддавшись головокружению, резко потянувшему его назад, положил начало запланированным делам. Однако камнем преткновения послужил уже знакомый нам птенец, который очень мило расположился в ботинке. Александр, будучи поистине вежливым человеком, взял за правило требовать от себя то же, что просит от других. Именно поэтому он решил не разрушать уют спящей птички.
«Вдруг птенец ещё успел намечтать, что мой ботинок – его дом! Он ещё очень маленький для того, чтобы я разбивал его иллюзии, – тихо и добродушно усмехнулся он, но потом задумался. – Так, значит выходит, что это все-таки был дурной вечер, а не просто сновидения… это было наяву? – от этой мысли по спине у него пробежал холодок, а вслед за ним же теплота здравого смысла. – В любом случае случившееся – это бред, болезненно выдуманный моей головой, и сейчас он кажется не таким уж поразительным, хотя вчера меня трясло от этого».
Часто ли у тебя происходит что-то подобное? Иногда ночью, в нежном полумраке, какой-то предмет кажется возвышенным; ты будто под влиянием хмеля, дурман которого штурмом захватывает разум и подменяет восприятие. И стоит лишь прорезаться первым лучам отрезвляющего солнца, как иллюзии вдруг улетучиваются, оставляя лишь послевкусие, горечь которого уже ни капельки не говорит о том, что дело имелось с чем-то волшебным.
Александр подумывал об этом, завтракая, по обыкновению, тостами, джемом и душистым чаем. Он смотрел в окно, также силясь понять, сколько продолжалось его забытьё. «Или не вчера… какое же число сегодня?» – он обратился к календарю и нашёл там 3 октября. Всё же это не дало никакого ответа, ибо он попросту не помнил, какое число было на днях. «Ну и черт с этим! – сказал он себе, – Люди, которые изо дня в день,
