придорожных кафе… несколько перевернулось… движение полностью парализовано… МЧС стягивает дорожную технику и разворачивает пункты быстрого питания».
На третий день, 31 января, позвонил Эдик: «Машина перевернулась… да, в ней наш товар, а потом машина должна была ехать в другой город за сырьем… придется, наверное, высылать другую машину, чтоб перевернувшуюся отбуксировать обратно в Краснодар».
1 февраля, новости пестрели тем же. «Сложные метеоусловия, сильные снегопады, дожди при минусовой температуре… движение возобновилось… большое скопление фур… за все время в пункты быстрого питания МЧС обратились более семи тысяч человек… перевернутые фуры поднимают… пострадавших нет».
2 февраля накал в эфире пошел на спад. «Кризис миновал… снег идет постоянно… техника работает круглосуточно… пропускная способность трассы восстановлена».
Через день позвонил сам Асланбек.
– На, тебя, – принес я телефон на кухню завтракавшему отцу.
– Доброе утро Асланбек Ахмедович! – отчеканил отец, торопливо прожевав кусок.
Разговор случился короткий. В «Люксхиме» решили не тащить перевернувшуюся фуру обратно в Краснодар, а везти к нам. Но, требовалось наше согласие. Формально мы могли отказать. Груз наверняка уже потерял товарный вид. И его по договору мы имели право не принимать. Но по-человечески отказывать не хотелось. Я стоял рядом с отцом, слушал диалог и для себя решил, что фуру придется принять и товар перебрать. Именно об этом уговаривал Асланбек отца в телефонном разговоре.
– Ну что, пусть к нам везут товар? – произнес отец, зажав рукой мобильник.
– Пусть везут, – вздохнул я. – Что уж теперь. Посмотрим, что там внутри.
Машина пришла в воскресенье 6 февраля. К этому дню сильно потеплело, «минус» десять после морозов в двадцать пять градусов ощущались почти оттепелью. Приехав к складу, мы увидели тягач «Вольво» с полуприцепом-контейнером. Из кабины в дубленке и кепке вывалился Эдик и приветственно замахал рукой. Показался и водитель.
– Это вы уже перецепили прицеп, да? – после бурных приветствий и рукопожатий, окинув фуру быстрым взглядом, произнес я.
– Да, тот перевернувшийся «МАЗ» на буксире домой отправили, а прицеп вот к вам привезли! – снова замахал руками Эдик, источая пивной запах.
Я стал снимать замок с ворот склада, а отец расспрашивать Эдика о случившемся. Петли заскрипели, я распахнул ворота. Склонность отца вести пустопорожние разговоры утомляла все сильнее, потому, не вслушиваясь, в такие моменты я отгораживался от них работой. Мать иногда роняла фразу: «Вот работаешь с отцом и сам становишься таким же занудой!» Я начинал ее понимать. По рассказу Эдика, водитель повел машину на обочину, не рассчитал, колеса полуприцепа сползли по насыпи вниз, фура и перевернулась. Будучи подшофе, Эдик болтал без умолку.
– Мы сейчас, Анатолий Васильевич, посмотрим, постараемся, конечно, побольше товара оставить, чтоб и вам было чем торговать, и нам меньше обратно везти! – суетился он, поглядывая то на отца, то на меня бегающими глазками.
Я уже жалел, что мы ввязались во все это. Я ругал себя мысленно за уступчивость и чрезмерную доброту, понимая, что снова ничего кроме суеты и проблем мы не получим.
– Эдик, посмотрим сначала, что вы нам привезли, а там уж видно будет, – закурив, парировал отец. – Мы можем взять себе только целый, неповрежденный товар.
– Давайте, открывайте уже! – добавил я, махнув на контейнер.
Водитель снял замок, распахнул двери.
– Ого! – вырвалось у меня.
– Да уж… – протянул отец, отнимая ото рта сигарету.
– Винегрет, – добавил я.
– Да тут только сверху попадало и все! Рома, что ты говоришь такое!? – замахал руками Эдик. – Вот, внизу все стоит ровно даже не сдвинулось никуда! Все же целое!
– Эдик! – оборвал того отец. – Мы сейчас сами все посмотрим и разберемся! Что упало, а что целое! Тут все перебирать надо, посмотри, какая каша!
– Ну, хорошо, Анатолий Васильевич, – сдулся тот, сунул руки в карманы дубленки и поежился от холода. – Как скажете, так и сделаем.
Я смотрел вглубь контейнера. Коробки, изначально стоявшие штабелями высотой в пару метров, теперь лежали горой сплошной мешанины.
– Кто из контейнера подавать будет? – улыбнувшись, посмотрел я на Эдика. Тот, кряхтя и упираясь коленями в стылую раму полуприцепа, полез внутрь. Водитель следом.
Долго и нудно дольше четырех часов мы перебирали эту кашу товара. Четверть его совершенно утеряла потребный вид – разорванные упаковки, мятые полупустые флаконы, рассыпанные по полу чистящие средства. Из контейнера едко несло ацетоном и щелочью.
– Рома, это хорошая упаковка! – раздался вопль, едва я отставил одну в сторону.
– Эдик, да где она хорошая? – удивился я, приподнял упаковку, в которой какие-то флаконы потекли и залили целые. Тот заголосил вновь, что надо перебрать и найти целые. Перебирать я отказался. Эдик засуетился, слез на землю, подошел к куче мятых упаковок и принялся ковыряться в той, с какой начался спор. Возмутился даже отец. Не помогло – коммерческий директор продолжал ковырять флаконы и составлять их в кучку на снегу.
– Эдик! – рявкнул уже отец прям над моим ухом. – Да прекрати ты, в самом деле!
Мне стало противно от мелочности совладельца «Люксхима».
– Зачем ты начинаешь мне тут впаривать откровенную некондицию!? Ты меня что, за дурака что ли держишь!? – обозлился отец, его желваки заиграли, лицо обострилось.
– Анатолий Васильевич, где, где некондиция!? – состроил невинную изумленность тот. – Я же стою тут нормальный товар отбираю вам же!
«То ли правда дурак, то ли настолько циничен», – остолбенело пытался понять я.
Эдик пошел в склад, нашел пустую коробку и принялся ставить в ту наковырянные флаконы. Отец, скрежетнув зубами и почти насильно вырвал у того коробку из рук.
– Отойди отсюда! Не занимайся ерундой! – выкрикнул отец.
Ситуация накалилась. И тут сработала натура Эдика, он поплыл в своей хитрющей улыбке, и сразу наступила разрядка. Я улыбнулся, отец хмыкнул и полез за сигаретой.
– Дай мне тоже одну, – сказал я.
– И я тогда с вами покурю, – донесся из контейнера голос водителя.
– Анатолий Васильевич, ну, и меня тогда угостите сигареткой! – защерился Эдик.
Все закурили.
Отец долго и пристально смотрел на Эдика и, словно подведя итог своим мыслям, не выдержал, хмыкнул: «Ну, Эдик! Ну, Эдик! Ох, какой ты!»
Я глянул на водителя, тот хмыкнул, улыбнулся и отвернулся. Эдику стало неуютно, он задвигал плечами, словно там что-то мешалось между лопаток.
– Анатолий Васильевич, я же для вас как лучше стараюсь!
– Ой, Эдик, замолчи, а! – прервал я, отмахнувшись.
Водитель вновь хмыкнул.
Тяжелый был день. Мы промерзли до костей. Я сжег щелочью кончики пальцев. Не сразу понял, почему вдруг их начало щипать так резко и остро, словно множество иголок впились в подушечки пальцев и стали проникать глубже. Я тут же сунул руки в снег.
– Щиплет то как! – вскрикнул я, стирая с рук
