Мы едем с одного становища на другое. Наша жизнь – это путь. Удобное место нашли – остановились. Но это – не дом. Мы уйдём с этого места и никогда больше сюда не вернёмся.
Крупная капля прилетела откуда-то сверху, из темноты, и разбилась о его лоб. Зашевелился, отёр рукой.
Она облокотилась на локоть, нависла лицом.
– Кочевье – это Аргиш! Всё: и сборы в дорогу, и переход по тундре, и поиск нового места для зимовья. И то, что с нами случается в дороге – это тоже Аргиш.
Короткая остановка, и новый Аргиш.
Аргиш – это путь, движение.
Вся наша жизнь – Аргиш!
Кричала… Умер деда – закончился его Аргиш здесь. Начался новый Аргиш – в страну мёртвых.
Они подошли к лагерю, когда солнце поднялось высоко.
Как и в прошлый раз, зашли со стороны прогала, выходящего на реку.
Чума не было. Груда обгорелых обломков на месте, где он стоял. Нет палаток. Только поляна – грязная, неопрятная, вытоптанная.
Лежали за тем же поваленным деревом – ждали, всматривались, прислушивались. Всё как тогда… Только было их – двое, а не трое.
Вадим вспомнил, как Колька вдруг неожиданно встал и пошёл.
Может, так и надо? И будь что будет? Что мы вылёживаем? Тогда мы тоже долго ждали. И что? Если они не ушли, если там…
Додумать не дала Вера – зашептала:
– Пойду! Я женщина, они стрелять не будут. Лежи. Увидят, что одна – выйдут. Может, они стреляют, потому что сами боятся. Меня – не испугаются – девчонка…
– Нет! Как-то это неправильно. Не хочу тебя одну отпускать. Вместе пойдём.
– Вадим, подумай. Зачем вдвоём?
Очень хотелось с ней согласиться – пусть командует. Лежать за деревом, не высовываться – просто ждать. И нужно-то всего лишь самому поверить, что она права, – всё логично – ведь действительно больше шансов, что в девчонку стрелять не будут, вот пусть и идёт. Знал, что не сможет. Если он сейчас поддастся страху, если отпустит её одну – всё будет кончено. Ему не быть рядом с ней. Больше того, непонятно – как он с этим сможет жить дальше?
– Вера! Нет! Даже если всё будет, как ты говоришь… Они ведь тебя не отпустят, а мне что делать? Обратно бежать? Под камнем прятаться?
Лежит рядом, плечом прижимается. Молчит.
– Нам обязательно надо в лагерь? Так?
– Да.
– Вот и пойдём вместе. Сейчас встанем и пойдём. Нет там никого, я уверен, ушли они. Ну? Встаём!
«Ага. Как Колька…» – подумал про себя.
Шли открыто, не пригибаясь. Вера старалась идти на шаг впереди, словно собой прикрывала.
Он не ждал выстрела. Отчего-то верил, что прав, – нет там никого, ушли. От другого щемило сердце, и страх липким потом проступал на коже. Боялся увидеть трупы. Где они? Сжечь же их не могли? Это какой костёр нужен? Закопали? Вряд ли… Не станут возиться. Свалили где-нибудь в кучу и забросали ветками. А нам что делать?
Вышли на середину поляны. Остановились.
Из кустов выпорхнула какая-то мелкая птица. Быстрым зигзагом очертила поляну и уселась на ветку дерева.
Они простояли несколько минут, не двигаясь, словно специально предлагая себя тем, кто их выслеживает.
Да и самим нужно было убедиться, что кроме них здесь никого нет. Только тогда можно начинать что-то делать, поверив, что будешь жить дальше.
Вадим затравленно озирался – искал взглядом и боялся увидеть…
Огромное кострище вместо чума. Чёрная обгорелая печка – посередине; вон – бок чайника выглядывает среди головешек. На земле разбросаны обгорелые шкуры, какие-то тряпки. Два пятна примятого беломошника под деревьями, где стояли палатки.
Вера подняла с земли обгорелую с одного бока оленью шкуру, повертела в руках, отбросила.
Быстрым шагом пересекла поляну. Пошла вдоль мелкой поросли кустов, что росли по краю. Смотрит внимательно, будто ищет. Присела на корточки, зашарила руками в переплетении веток. Распрямилась – держит в руках что-то. Обернулась – показывает.
«Это же кусок оленины, – сообразил Вадим. – Точно! Мы же через эти кусты бежали, когда Колька шест сшиб».
Медленно обходили поляну, двигаясь навстречу друг другу. Ничего больше не обнаружили.
– Вера, а как ты думаешь, куда они… – правильное слово никак не подыскивалось, – тела?
– Не знаю. Не думай об этом.
– Что значит – не думай? А когда думать? – начал злиться, но Вера не обращала внимания.
– Вадим, я к реке пойду. Посмотреть надо… Найди палку. Разгребай кострище. Что найдёшь – складывай в кучу. Нам топор нужен. Нож. Кастрюля, котелок. Всё не сгорело. Что-то же осталось.
Следов вашего лагеря нет, – задумчиво осмотрела поляну. – Палатки, спальники, рюкзаки… Продукты где? Ничего нет. Словно вас здесь и не было.
Красно-бурый кусок мяса у Веры в руках притягивал взгляд. Есть хотелось до одури. Лишь две мысли спутанным клубком носились в пустой голове: «где тела?» и «мясо!» Остальное отступило на второй план. Верины слова казались пустыми и ненужными.
– Давай съедим? – сглотнул подступившую слюну.
Оторвала зубами от куска длинную узкую полосу. Сунула остаток в руки Вадима.
– Ешь! Я – к реке.
Сидел на земле, рвал зубами мясо, жевал, глотал, не чувствуя вкуса.
Машинально, щелчком, сбил паучка, который полз по запястью. Улетел в траву. Убил? Может, и убил… Что-нибудь изменилось? Бабочка Брэдбери – полная фигня. Смерть не привносит в этот мир ничего. Не меняет его. Смерть – это просто пустота. Щёлкнул пальцем – улетел паучок, кто-то щёлкнет – улечу и я.
– Вадим! – послышался голос Веры.
Вышла из леса на край поляны, вернулась с реки.
– Вадим, иди сюда.
Смотри! – указывает на тропинку.
Широкой полосой мох с земли сорван, ветви кустов по краям обломаны и примяты. Волокли что-то по земле большое…
Вышли на берег. Река безучастно неслась мимо. Едва слышно шипела вода в камнях, возле ног.
– Тела в воду бросили, – произнесла Вера. – На лодке, подальше от берега отвезли…
Вадим молча смотрел на текущую мимо воду и вдруг почувствовал облегчение. Чуть ли не радостью полыхнуло в сознании: «Я не увижу! Не увижу, какими они стали. Не надо будет смотреть на их мёртвые страшные лица. Они – для меня – останутся прежними. Спасибо!» И сам не знал, кому предназначалось это «спасибо!»
– Ваши вещи, рюкзаки тоже утопили. Что-то сожгли, остальное – в воду. Вода и огонь – спрячут. Вас здесь не было.
– Неужели всё так просто?
Были люди, проживали свою жизнь, к чему-то стремились… и вдруг исчезли. Их уже нет, понимаешь? Даже следов их нет!
– Память, Вадим. Они
