говорил о своей матери. Но когда слова вылетели у него изо рта, он понял, что также очень зол на Шелби. Была ли эта злость оправданной? Совсем необязательно. Но отрицать ее было невозможно. – Почему все женщины, которых я люблю, бросают меня, пап?
Его отец вздохнул, и к Энди пришло осознание: то, что опрокинутый стол показался ему чем-то невероятным, происходило от того, что Энди никогда не видел Чарли Криддла в гневе. Он держал себя в руках даже сейчас.
– Все сложно, Энди, – ответил он. – В основном все, что касается общения с другими людьми. Твоей маме было нелегко, сын. И это началось довольно давно. Я знал и видел это, но ей нужно было понять все самой, перед тем как совершать какие-то действия.
– Но разве ты не злишься?
– Конечно, злюсь, Энди, – ответил папа. – Я отдал практически всего себя твоей маме за почти что двадцать пять лет. Сейчас я зол как никогда во всей своей жизни.
– Но почему… ты не кидаешь вещи или что-то подобное?
– Ох, разве от этого случится что-то хорошее? Это явно ничего не изменит. Мир продолжает вращаться, а у меня есть ребенок, которому нужно в колледж.
После этих слов он хорошенько обнял Энди.
– Пап, я не поеду.
– Конечно, поедешь.
– Но, пап.
– Мы отправляемся через три дня.
Энди выпрямился.
– Папа, я не хочу идти в этот колледж.
– Я это понимаю. Ты можешь перевестись в любое другое место после первого семестра. Но ты точно едешь. Ты трудился очень усердно и зашел очень далеко, чтобы отказаться, и Криддлы не отказываются от своих обязательств. Без обид в сторону твоей мамы, или как вы, дети, сейчас, черт побери, выражаетесь.
Энди не смог удержаться: он хмыкнул.
– Все, чего я прошу, это показать себя с лучшей стороны, пока ты будешь там. Договорились?
Энди посмотрел на отца. На человека, которому приходится иметь дело с чем-то, гораздо хуже девушки, которая ему нравится и которая имеет право не разговаривать с ним после того, как он разбил и раздавил ее хрупкую душу. На человека, который, несмотря на то что Энди считал его лучшим из известных ему людей, потерял жену и дочь, не сделав ничего плохого. Человека, который поддерживал его, не осуждал и любил больше, чем кто-либо другой.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, пап? – сказал он.
Он кивнул.
– Угу. А теперь докажи это, начав собираться, – закончил он, похлопав Энди по спине сильнее, чем нужно было для простого жеста. Затем он поднялся. – И докажи это, не давая поводов себя исключить. Хотя, опять же, это наверняка взбесило бы твою маму по-настоящему…
– Пап.
Отец засмеялся.
– Я знаю, знаю. Просто шучу, – сказал он. – Частично.
Энди улыбнулся и выдохнул, когда отец поцеловал его в лоб. Когда его старик уже собирался выйти из кухни, Энди снова его окликнул.
– Эй, пап?
– Да?
– Как мне поступить с Шелби?
Он посмотрел в глаза Энди.
– Ты любишь ее? – спросил он.
Энди кивнул.
– Правда люблю, пап.
– Это глагол действия. Который, я уверен, ты знаешь, учитывая отметку «отлично» в тесте по языку. – Брови отца поднялись вверх.
Энди просто покачал головой.
– Ведешь себя как родитель.
– Я твой родитель. В любом случае тебе нужно ее отпустить.
Конечно, Энди хотелось поспорить с этим. Он хотел отвергнуть эти слова всем своим существом. Разве не все парни в фильмах гонятся за девушками и заявляют о том, что любят их, снова и снова, пока те не соглашаются?
Но глубоко внутри себя он знал, что отец прав.
– Настоящая любовь – это хотеть лучшего для другого, даже если этим лучшим будешь не ты, – продолжил папа. – Если ты чувствуешь, что должен ей что-то сказать, то сделай это так, чтобы не нарушить никаких границ, которые она обозначила. А затем отпусти. Есть старая поговорка, которую, я уверен, ты считаешь избитой, но это неважно, потому что, поверь мне, это правда: если любишь – отпусти. Если оно твое, то обязательно вернется. Если нет – то никогда твоим и не было.
Энди вздохнул. Он ненавидел эти старческие словечки. Особенно когда они были к месту.
– Хорошо, – ответил он. – Ладно.
– Все случится, как должно случиться, сын. Для нас обоих.
Он потрепал Энди за щеку и затем вышел из комнаты.
Энди откинулся на спинку дивана и уставился в окно.
Смеркалось.
Он вздохнул. Надеялся, что отец был прав.
Часть 0.0. Звездные обломки
Шелби так ждала этой тренировки.
Прошло больше месяца с последнего подъема на гору Арабия. В то восхождение рядом с ней был Уолтер, и ее пугала возможность вернуться к тем воспоминаниям.
Но все же сейчас ей нужно было подняться туда. Он уехал учиться три дня назад, и этим утром Шелби проснулась с мыслью о том, что самое время вернуть себе пространство, которое принадлежало ей до того, как появился он.
Она добралась до любимого небольшого алькова на вершине и расстелила коврик для йоги.
Поднимая руки вверх для разминки, она не закрыла, как обычно, глаза, потому что знала, что за закрытыми веками будет только лицо Уолтера.
Глубокий вдох.
Ее пилога длилась уже больше пятнадцати минут, когда Шелби заметила конверт. Он был придавлен довольно крупным камнем, которого тут обычно не было, а по внешнему потрепанному виду можно было сказать, что пробыл он там как минимум несколько дней. (Слава богу за две недели не было дождей.)
Сначала она продолжала стоять в планке, разглядывая его. Ощущая, как все то, что она пыталась игнорировать внутри нее, горит, подобно мышцам живота.
Она оперлась на колени и продолжила смотреть.
Пугало ли Шелби то, что Уолтер думает, что она его ненавидит? Да.
Ненавидела ли она его? Абсолютно нет.
В реальности при взгляде на конверт – который на 110 % был его письмом для нее – Шелби больше не могла отрицать, что правда любит его.
Но это чувство было настолько сложным, что она пока не была готова разбираться с ним. Особенно сейчас. Слишком много событий в один момент. Например то, что первые занятия ее семестра начинаются через пять дней. И она все еще проходит терапию дважды в неделю.
Она сделала дыхательное упражнение «прада-вака», как его называет Бекки, и подняла камень, чтобы достать из-под него конверт. «Шелби Камилла» читалось узнаваемым корявым почерком Уолтера. И пока последние остатки смелости не покинули ее, она вынула из конверта тетрадный лист, развернула его и начала читать.
