сиськи.
– Фу, – тянет Андерсон. – Не встречайся с Ноем, пока он не снимет гипс.
– Сиськи всё. У него новый гипс.
– В таком случае…
– И какого черта? Я не собираюсь встречаться с Ноем Капланом!
– Ладно, как скажешь.
Сказать я сейчас мало что могу, настолько он меня поразил. Подтянув ноги на ободок унитаза, я медленно качаю головой. Андерсон все-таки сошел с ума. Он же шутит, правда? Ной? Мне жаль, но нельзя же так явно выдавать желаемое за действительное. Это Андерсона касается, а не меня. Не меня. Если я переключусь на Ноя Каплана, Андерсону достанется Мэтт. Очень удобно.
– Ты так странно себя ведешь, потому что Мэтт к нам переезжает?
– Пф! Нет. – Из соседней кабинки доносится тихий звук, который предполагает, что Андерсон делает селфи. И секунду спустя я получаю фотографию Андерсона, который закатывает глаза. – Кстати, ты в курсе, что теперь вы с Мэттом будете пользоваться одной ванной?
– И что?
– И что? Кейт, ты забыла «Добейся успеха»? С Кирстен Данст и Джесси Брэдфордом? Сцена с зубной щеткой?
– О боже. – Я чувствую странную легкость. – О боже.
– Теперь ты живешь в этом фильме, Кейт. Каждый вечер тебя ждет зубная гигиена с сексуальным подтекстом.
– Только в те вечера, когда я у мамы…
– Проверь шкафчик для лекарств. Это совсем не странно, поскольку ты в собственной ванной. Как думаешь, он возьмет с собой презервативы?
– Зачем?
– Чтобы заниматься сексом, – объясняет Энди.
– В комнате Райана?
– Я просто хочу сказать, что теперь между вами не останется никаких секретов. Мы решим наконец загадку Мэттью Томаса Олсона. – Андерсон делает паузу. – А вдруг ты зайдешь в ванную, когда они принимает душ?
– А вдруг он зайдет, когда в душе я? – У меня внутри все обрывается. – Или когда я какаю!
– Так, об этом забудь, – буднично говорит Энди. – Какать будешь у папы.
– Но вдруг…
– Или у меня. Котенок, я серьезно. Если тебе надо будет в туалет, берешь свою маленькую задницу и уносишь ее в соседний дом, ко мне. Я тебя прикрою.
– Ты прекрасный друг. Прямо великолепный. И ты это знаешь, я надеюсь?
– Подстрой все так, чтобы пригласить меня сегодня в гости.
– Считай, что ты уже приглашен, – улыбаюсь я.
На двоих у Мэтта и Эллен всего четыре чемодана; мама вынесла из комнаты для гостей гораздо больше хлама и коробок.
– Мэгги, я даже не знаю, как тебя благодарить, – говорит Эллен. – Тебя и детей. Честное слово…
– Успокойся. Мы же семья.
– А вы трое пойдете куда-то? – спрашивает Эллен. – Я так рада, что Мэттью наконец нашел здесь настоящих друзей. Думала, он так и проведет все лето в той игре с животными и островами. Клянусь, он каждый день возвращался из лагеря и…
– Ма-ам. Не каждый день.
– Только всю вторую половину лета, – подмигивает Эллен. – После отъезда Джесси.
– Кто такая Джесси? – спрашивает мама.
– Бывшая девушка Мэттью. Очень милая, невероятно красивая. Конечно, до Кейт ей было далеко.
– Так, нам точно пора ужинать, – громко перебивает ее Мэтт.
– Повеселитесь там! И будьте аккуратны за рулем, – говорит мама. – Люблю вас, ребята. Целую.
Всю дорогу до машины Мэтт морщится. Когда мы забираемся в салон, я без колебаний уступаю пассажирское кресло Андерсону. Он не слишком высокий, но я все равно сантиметров на пятнадцать его ниже.
Сидя у открытого окна сзади, я улыбаюсь, повторяя в голове весь разговор. И чувствую себя странно легкомысленной. Так много неожиданных новостей. Например, теперь мы точно знаем, что у Мэтта нет девушки. Эта Джесси явно больше нам не соперница, и вряд ли Animal Crossing может быть достойной ей заменой, даже если в нее играть целый день напролет, как настоящие фанаты. Мэтт был бы ужасно милым и потрясающе красивым фанатом.
Уверена, на той фотографии в костюмах как раз изображена Джесси. Хотя, если Эллен считает меня красивее, ей нужно сходить и проверить зрение. В каком-нибудь фильме для подростков Джесси была бы главной звездой и возлюбленной героя, а я – кем-то из массовки на уроке математики.
– Мама думает, это смешно. – Мэтт закатывает глаза. – Но я не все лето играл в Animal Crossing.
– Конечно, – ухмыляется Энди.
– Не завидуй моему статусу миллиардера. – Мэтт начинает медленно выезжать с парковки. – Поверить не могу, что мы теперь с вами дружим. В лагере вы были самыми классными. Помню, вы еще всегда брали мороженое после завтрака.
– Обязательный десерт, – киваю я.
– Ты любишь мятное «Орео». – Мэтт поворачивается к Энди. – Я запомнил.
– Я же гей, геям положено любить «Орео», – объясняет Андерсон.
– Да, но мятное? – Я кладу руку на спинку его сиденья. – Все равно что заедать зубную пасту шоколадом.
– Мы это уже обсуждали. Я люблю зубную пасту.
Это правда. В детстве он просил маму разрешить ему есть пасту ложкой. И сейчас по-прежнему чистит зубы сто миллионов раз за день. В наших совместных поцелуях мне больше всего запомнилось именно это: его мятное дыхание.
Мэтт смотрит в зеркало заднего вида и улыбается мне.
– А ты всегда рожок в вазочку переворачивала.
– Поверить не могу, что ты это заметил. – Я улыбаюсь ему в ответ.
Для заката еще слишком рано, но у меня полное ощущение, что все это происходит на закате. Мы показываем Мэтту дорогу в пиццерию Алессио, где всегда собирается банда. Андерсон ставит подборку R&B и хип-хопа и спустя тридцать секунд уже рассуждает о том, какой гениальный вокал демонстрирует Лиззо в Truth Hurts. Я уношусь мыслями куда-то далеко, вспоминая вчерашнюю репетицию, Джесси, бывшую Мэтта, и Андерсона, который начал слушать хип-хоп только в прошлом году. Ему казалось, что он прямо-таки обязан полюбить это направление. Естественно, Энди избегал его, но потом все же решил рискнуть и быстро погрузился очень глубоко. Никогда не забуду день, когда он поставил мне Scum Fuck Flower Boy и заставил дослушать до конца. Пока песня играла, Энди постоянно на меня косился и так и сиял от радости, а потом минут десять говорил о том, что Tyler, The Creator – самый недооцененный рассказчик в истории человечества.
Теперь в машине играет Old Town Road, и Энди с Мэттом подпевают с такой страстью, что это больше напоминает вой.
В такие минуты хочется как-то запечатлеть момент. Не картинку, не звук. Каждую деталь. Ветер в окно, который теребит волосы, мягкое тепло рубашки. Ощущение, что тебе шестнадцать, а на дворе вечер пятницы. Этот сентябрь. Даже жесткий ремень, натянутый поперек моего невесомого сердца.
Еще довольно рано, поэтому мы тут же занимаем столик и