кирпичной кладки.
– Пока просто закрашивай все серым, – говорит Бесс, передавая мне кисть. – А потом мы добавим тени.
Энди и Мэтт садятся со мной рядом, и вскоре наша работа приобретает определенный ритм. Раскрашивание декораций – занятие медитативное. Мне нравится шум вентиляторов и ровное движение кисти туда-обратно. Кто-то в соседнем классе включил музыку, и ее слабая мелодия иногда проникает через двери. Энди сидит, скрестив ноги и аккуратно наклонившись вперед, его белоснежная футболка по-прежнему белоснежна, ни одного пятнышка краски. А у Мэтта челка то и дело падает на глаза, он поправляет ее рукой и уже испачкал волосы серой краской, предназначенной для каменной кладки.
– Эй. Ты тут не закрасил. – Энди пихает Мэтта в бок. – Это, между прочим, мой дом. Повнимательнее!
Мэтт пихает его в ответ кисточкой, оставляя на тыльной части руки серую полосу.
– Упс. – Его глаза прикованы к пенопласту, но на губах играет улыбка. – Не закрасил, надо же. – Он снова проводит по руке Энди кистью. – И тут не закрасил.
– Только попробуй, Мэттью Олсон, – вскрикивает Андерсон.
Я не знаю, как на это реагировать. С одной стороны, их возня начинает напоминать эпизод из какой-нибудь романтической комедии, когда они сначала заигрывают друг с другом и мажут краской, а в конце целуются на фоне декораций. С другой – я не смогла бы встречаться с парнем, которому не нравится Андерсон. Все равно что встречаться с парнем, которому не нравится твое лицо.
Внезапно двери зала снова распахиваются, и на пороге появляется Ной. Удивительно. Во-первых, еще и девяти часов нет. Во-вторых, на работу с декорациями приходить не обязательно, а Ной производит впечатление человека, который выполняет только необходимый минимум заданий. Он стоит в дверях, наблюдая за нашей работой, и, клянусь, я убью Андерсона Уокера. Потому что он как-то сбил меня с толку, и теперь Ной действительно кажется мне… симпатичным. Не понимаю, как это вышло. На нем спортивные шорты и футболка с логотипом бейсбольной команды школы, темные волосы беспорядочно торчат во все стороны, но губы кажутся такими мягкими, а глаза – заспанными, что я чувствую себя как на рубеже огня. Ной подплывает к нам и без колебаний опускается на пол рядом со мной.
– Джао не разрешает мне браться за дрель, – жалуется он.
– Потому что у тебя гипс? Или потому что ты – это ты?
– И то и другое.
Андерсон громко откашливается и складывает губы как для поцелуя. Я в ответ шлю ему немного угрожающий взгляд. Не знаю, какое из оскорблений хуже: то, что он и правда верит, будто Ной отвлечет меня от Мэтта, или что это явно написано на его лице.
– Тогда тебе лучше красить декорации, – говорю я поспешно, передавая ему кисть. – Очень успокаивает. Видишь? Я спокойна.
С этими словами я шлепаю кисть с серой краской на пенопластовый задник и начинаю бешено водить ею по нему.
Ной присоединяется.
– Так это мой замок, да?
– Это мой замок, – поправляет Энди.
– Через мой труп, – радостно напоминает Ной. – Я же твой отец.
– Я твой отец, – говорит Мэтт голосом Дарта Вейдера.
– Ты такой милый, – смеется, глядя на него, Энди.
Мое сердце застревает в горле. Ладно. Это был чуть более очевидный флирт, чем я ожидала. И какая-то часть меня думает: «Полегче, Энди. Ты включился в игру. Не проиграй».
Вторая часть меня хочет заколоть его ручкой от кисточки.
Мэтт краснеет, но я не могу понять, от удовольствия или от смущения, которое мог бы испытать гетеросексуальный парень от этого комплимента. В любом случае, этот румянец ему к лицу. И Андерсон явно тоже так думает, потому что он умолк и смотрит, улыбаясь, на свои руки.
Я чувствую укол… чего-то. Беспокойства, возможно. Сложно сказать. Но мне внезапно хочется ускорить время.
– Нужна музыка, – говорю я, и Ной тут же раскрывает рот, как будто готов спеть нам. Я зажимаю его губы рукой. – Нет.
Вместо него петь начинает Мэтт. Это первый куплет In a Little While. Но он поет, не пытаясь изображать Гарри и не пропевая его округлые рыцарские гласные. Получается легкая и приятная песенка, очень милая. Я убираю руку от лица Ноя и указываю на Мэтта.
– Да.
Потом сочувственно похлопываю Ноя по плечу, и Андерсон разражается смехом.
Мэтт пропевает только первые четыре строки – первый куплет, – но все в комнате замирают. В искренности и непринужденной мягкости его голоса есть что-то такое. Когда он умолкает, тишина кажется наэлектризованной. И тут Ной пихает меня локтем, разрушая чары.
– Кейт. Теперь ты.
– Что?
– Твоя очередь.
Я качаю головой.
– Тогда я спою.
– НЕТ.
Я поднимаю голову. Оказывается, Мэтт, Андерсон, Суман, Бесс и Ной – все смотрят на меня, и лица их выражают разную степень удивления. Потом Андерсон слегка склоняет голову и делает щенячьи глаза. Я возвожу очи горе.
– Переста-а-ань.
Он мурлычет мою партию себе под нос.
– Ладно.
Я начинаю петь. И очень неловко себя чувствую, хотя за пределами нашего маленького кружка никто даже внимания на меня не обратил. Все парни слышали мое пение не один раз. У Мэтта в четверг вообще практически индивидуальный концерт был на репетиции.
Но одно дело – петь для мюзикла: на репетиции, прослушивании или даже перед публикой на сцене. И совершенно другое – делать это без подсказок и плана. Словно мое сердце пытается выскользнуть через рукав, а я ловлю его и прячу под манжетами. В спектакле все спланировано, все под контролем, даже самые напряженные эпизоды. Но в жизни все не так. Жизнь – хаос. Что бы ты ни делал, все равно окажешься не в том месте, скажешь не те слова и покажешь не те эмоции.
А еще иногда рискуешь оказаться в инстаграме [19] Миры Рейнольдс.
Я отгоняю эту мысль и продолжаю петь. Удивительно, но мой голос остается звонким и чистым.
– Красиво, – говорит Андерсон, стоит мне закончить, и я улыбаюсь ему. Но Мэтт тут же продолжает свою партию со слов сэра Генри, и мы поем весь дуэт целиком без аккомпанемента. Энди наклоняется к Суману и торжественно сообщает: – Идеальное попадание. Она ведь крутая, да?
Я не слишком-то крутая и не идеально попадаю в ноты, но есть что-то волшебное в том, как мой голос сливается с голосом Мэтта. К нам подходят, будто притянутые невидимой нитью, еще несколько человек. Я вижу, как Ной смотрит на меня, и лицо у него такое же, как у Флинна Райдера, поэтому я краснею и поспешно отворачиваюсь.
Когда песня заканчивается, Мэтт еле заметно подмигивает
