но Экка отпускает, и тот замирает на месте. Эстель наклоняется, берет его на руки, однако Экк не знает больше, кому можно верить.
Эстель достает из своей сумки кекс и, не разламывая, предлагает его Экку. Тот колеблется, разрываясь между страхом и желанием перекусить.
– Плохой Экк! – кричит Боб. – Оставайся здесь!
Этот крик все и решает. Экк подскакивает к Эстель, опасливо вынимает из ее рук кекс и позволяет ей почесать его за ушами. А после устраивается в ее локтевом сгибе.
Боб закипает.
– Опусти моего зверька на пол.
– Нет. – На Боба она не смотрит.
– Ты пожалеешь об этом.
Он как-никак Бог.
Она поворачивается, чтобы уйти.
Боб гневно бормочет, отбрасывает упавшие ему на глаза волосы. По какому праву она тут раскомандовалась? Эстель он боится, но не решается признаться в этом даже самому себе.
Когда она выходит с Экком, раздается какой-то треск.
Боб закрывает глаза и со страшным грохотом обрушивает на них все здание. Оно обваливается внутрь, оставив после себя огромную яму, наполненную строительным камнем и подрагивающей грязной водой. Обвал дома поднимает большую волну, которая разбивается о здание напротив и, обратившись вспять, гасит сама себя на узкой улице. Люди, подобно жертвам ужасной морской катастрофы, вопят, плачут, истекают кровью и тонут, оставляя на воде – среди содержимого их жилищ, черепов и кишечников – темные пятна.
Ладно, удовлетворенно решает Боб. Похоже, последнее слово осталось за мной.
Он поворачивается, аккуратно переступает через труп молодой женщины, раздавленной тем, что осталось от лестничного марша. В любом случае ему и мистеру Б пора уже было подыскать новое жилье – может быть, более просторное, в лучшем, чем этот, районе, чтобы и окон было побольше, и вид из них получше. Он еще размышляет о разного рода возможностях, когда кто-то заступает ему дорогу. Эстель. Жива-живехонька, но на руках ее лежит омертвелое, окровавленное тело его зверька.
– Как ты мог? – произносит она ледяным от ярости голосом. – Как мог поступить столь жестоко? Он только и делал, что служил тебе самым почтительным образом. И вот чем ты ему отплатил? Он-то не бессмертен!
Она лишь чуть-чуть возвышает голос, однако напор его заставляет Боба отпрянуть.
– Ты настолько помешан на себе, до ужаса, что не способен любить даже собственного зверька. И какой из тебя после этого Бог?
В глазах Эстель полыхает бездонный, вихрящийся, темный гнев.
Боб тянется к Экку, однако она отступает на несколько шагов.
– Не смей даже приближаться к нам, – произносит она голосом ломким, как заледенелая сталь. – Ты не заслуживаешь верности Экка. Ты не заслуживаешь ничего.
Она выпрямляется в струнку, готовая испепелить его взглядом.
– Потому что и сам ты – ничто.
Боб обращается в густое облако ледяного черного мрака, которое уползает к дому, его и мистера Б новому дому, более-менее такому же, как прежний, за исключением спальни Боба, намного меньшей, и комнаты мистера Б, намного большей.
– Здесь кто-то сказал «помоги»? – Мистер Б отрывается от работы.
– Да, помоги. Прошу, помоги мне, – нечленораздельно бормочет Боб, жалкое, ничтожное подобие его прежней персоны. – Все пошло прахом. Избавься от Эстель и моей матери, а за это я сделаю все, что ты захочешь.
Мистер Б задумчиво вглядывается в него.
– Ну что же, – говорит он. – Посмотрю, что тут можно придумать. А взамен я хочу, чтобы вы привели в порядок погоду. – Он примолкает, откашливается и протягивает Бобу папку с пометкой «К» – киты. – И посмотрели, что можно сделать в этой связи.
Глаза Боба округляются.
– Папка толстая, – признает мистер Б. – Но дает вам шанс совершить нечто величавое и чудесное. Как в самом начале. Возьмите ее. Прочтите. И вспомните, что вы Бог.
Боб принимает папку. Рот у него слегка приоткрыт, лицо выражает уныние.
Мистер Б смотрит, как Боб удаляется. Что ему думать, он не знает.
– Здравствуйте. Вы позволите присесть?
Люси подвинула, освобождая место, свой поднос.
– Вы казались ушедшей в какие-то мысли. Я вам не помешал?
– Нет-нет. Я знаю, что вы собираетесь сказать, – я отстала от моего расписания работ на целые мили.
Люк поднес ко рту вилку с окутанной парком лапшой.
– Ой-ой-ой – горячо. – Он поморщился. – Мы временно махнули на расписания рукой.
– О.
Он занимался едой, на Люси не смотрел.
– Как ваши дела?
Вопрос с подковыркой? Она пожала плечами.
– Хорошо. Нет, конечно, мы выбиваемся из сил. Сегодня нас только четверо.
Она откусила кусочек сэндвича и медленно жевала, наблюдая за Люком.
– Ну, и еще Скайпи сумела добраться до работы. – Люси выжала из себя улыбку.
– Да. Кто бы мог подумать.
Теперь он заметил, что Люси выглядит усталой, что нежная кожа ее подглазий отливает утомленной синевой. И с трудом отогнал почти необоримое желание провести по этим полукружиям пальцем.
Снова этот взгляд. Взгляд соучастника. Люси оторвалась от глаз Люка на долю секунды позже, чем следовало. И смущенно отвернулась.
– Она совсем неплоха, если объяснять ей, что нужно делать.
– Не понимаю, где она берет время для работы. Она же день и ночь корпит над моим гороскопом, – сказал Люк. – И изучает проходящие под зоопарком акупунктурные меридианы Земли. Ну и о погоде гадает, конечно. Она, видите ли, большой знаток всего паранормального.
Люси сделала большие, невинные глаза.
– Любой, у кого хоть унция духовности есть, может, типа, интуитивно постичь это.
Люк улыбнулся.
– А как Боб?
Люси залилась краской. Никак. Ни слуху ни духу. Почему он не звонит? И не заходит повидать ее? Или все это так мало значило для него? Она значила так мало? Ему нужен был только секс? А разговоры о любви – они тоже были пустословием? Сэндвич обратился в ее горле в глину. Ей захотелось заплакать.
– Я… я знаю его не очень давно.
Господи, подумала она. Говорю как идиотка.
– А. Так это была любовь с первого взгляда?
– Ох, прошу вас, перестаньте.
Шутить на эту тему она не могла и потому лихорадочно попыталась подыскать другую, но не нашла. Почему он не появляется? На глазах Люси выступили слезы.
Люк вгляделся в нее, теперь уже с кротостью.
– Простите. Это не мое дело.
Люси сердито ладонью смахнула слезы.
– Все в порядке.
– Не обращайте на меня внимания. Я просто завидую.
Лицо его стало почти нежным.
Люси подняла к нему взгляд. Он все еще поддразнивает ее?
Люк снова подцепил вилкой лапшу, на сей раз подул на нее и поднял вилку повыше – словно собираясь произнести тост.
– За долгую и счастливую общую жизнь – вашу и Боба.
И едва он произнес это, как Люси осознала, словно заглянув в особо надежный хрустальный
