переводил мне все очень коряво. Его русский язык был явно несовершенен, и еще хуже, что все мои слова он переводил исключительно в обвинительном ключе.
И адвокаты все время были вынуждены корректировать именно его перевод моих слов.
Об этом неоднократно громко заявлял и консул РФ, присутствовавший на процессе. Консул, бывший индифферентным и спокойным до начала заседания, активно включился в судебный процесс.
Эмоции буквально переполняли его.
События развивались не так, как мы все предполагали. Он явно переживал за меня.
Но судья ему сразу, в отличие от адвокатов, которым она позволяла определенные вольности, сделала резкое замечание. Во второй же раз, после того как он влез в работу переводчика, последовало очень жесткое внушение. И было видно, что она не шутит и выдворит его из зала суда, если он еще раз откроет рот. Это было сказано ею очень жестко и эмоционально. Я увидел, какая она бывает в гневе.
Ему была показана желтая карточка, и он был вынужден замолчать. По его лицу я понимал, когда идет не-правильный перевод, и тогда вновь повторял умышленно еще раз сказанное.
Став бессловесным, он подсел насколько мог близко к адвокатам и начал помогать им переводить мои слова. Иногда он все же очень бурно возмущался переводу, судья тут же менялась лицом, одним движением бровей делала жутко недовольное лицо, и он сразу подносил руку к своей груди, извинялся перед ней, и она смягчалась. Я был очень благодарен ему за все это.
Не понимая португальского, я был сосредоточен на лицах всех присутствовавших и по ним понимал происходящее лучше всяких слов.
На процессе становилось по-настоящему жарко.
Я отвечал уже несколько часов, прокурор задавал самые непостижимые вопросы.
Это было очень тяжелое и выматывающее занятие.
Я был очень сконцентрирован и взвешивал каждое свое слово.
Мы часто употребляем это выражение, особо не вникая в его смысл. Так вот, повторюсь. Я взвешивал (как на весах) и обдумывал каждое свое слово. Это было очень тяжело. Очень.
Через какое-то время я был уже благодарен адвокатам за каждое их влезание в тонкости перевода и споры с переводчиком как за возможность мне просто физически передохнуть. Так делают уставшие спортсмены, подолгу завязывающие шнурки или симулирующие травму, чтобы потянуть время и перевести дыхание.
Прокурор повторял по пять раз одни и те же вопросы, иногда только немного меняя смысловую нагрузку. Переводчик же просто ловил нужную прокурору тональность и, поймав ее, давал уже моим словам нужную интерпретацию.
Это было очевидно.
Я отвечал на один и тот же вопрос практически одинаково, но после пятого «нужного перевода» моих слов начиналась острая дискуссия за качество перевода между моими адвокатами и консулом с одной стороны и переводчиком с другой.
Настроение судьи менялось. Видимо, ранее она представляла ситуацию несколько в ином свете…
Прокурор закончил.
Он выстрелил из всех возможных и невозможных орудий. На его удовлетворенном лице читалось: я сделал все что мог, выжал из этого дела максимум возможного, и никто не сделал бы большего.
Судья дала слово моим адвокатам. Им надо было сделать не меньше. Перевернуть ситуацию в мою сторону.
Было видно, что они уже измотаны.
Слово взял Рафаэль, он был постарше и погрузнее Пауло. Типичный сангвиник, спокойного нрава, и это позволило ему сохранить больше сил, чем холеричному Пауло, который выглядел, как потухший вулкан.
Возможно, Рафаэль был просто более опытный и матерый и поэтому размеренно распределил свои силы в этом процессе.
В который раз я убедился, как важно умение распределить свои силы.
Беречь их.
Для этого нужно всегда иметь их запас, потому что ты не знаешь, когда и сколько тебе придется их израсходовать.
Вот и сейчас мы зашли на процесс на пятнадцать минут, а сидели уже три часа, и не просто сидели, а эмоционально и интеллектуально общались в конфронтационном режиме.
Итак, слово взял Рафаэль, и он выступил выше всяких похвал.
Все было видно по лицам.
Лица судьи, прокурора менялись.
Консул отчаянно кивал, а переводчик что-то недовольно бурчал.
Почему он, кстати, так рьяно был на стороне обвинения, для меня так и осталось загадкой.
Рафаэль начал вроде бы невзрачно, но достаточно быстро он нащупал нить и сосредоточился на юридических нюансах, судебной практике, толковании. Он хорошо подготовился, позиция по делу была изложена на нескольких листах письменно, он передал их судье в конце своей речи.
По ходу ответил на несколько вопросов.
Он присел обратно и сдулся, как и Пауло.
Консул устало смотрел в пол.
Пожилой переводчик выглядел также физически обессиленным.
Длинные речи Рафаэля он переводил мне очень односложно.
Итак, все сделали все что могли.
Остались только мы вдвоем – я и судья.
Своей речью Рафаэль заставил судью посмотреть на ситуацию с другой стороны.
Остановил мой корабль, летящий на всех парах на скалы.
Судья колебалась.
Она молча смотрела то на мое уголовное дело, то на последние бумажки, полученные от адвоката, то внимательно на меня, а я еще более внимательно прямо в ее умные глаза.
Судья открывала мое дело совершенно наугад, по ее отсутствующему взгляду было видно, что она просто механически перебирает страницы, а сама находится в размышлениях.
Затем она оперлась головой на руку, прекратила движения, отвела от меня взгляд и… замолчала.
В воздухе повисло молчание.
Впервые за все время судебного процесса я по-настоящему испугался.
Раньше был мандраж, бодривший меня. Этот стресс и поддерживал меня в тонусе. Шел динамичный процесс, и я был постоянно в игре, в борьбе.
А здесь вдруг пауза…
Оглянулся назад и увидел лица своих адвокатов и консула, они были измождены.
Пауло и Рафаэль всегда демонстративно улыбались, и если их что-то и выбивало из колеи, то они быстро воз-вращались в свое привычное состояние завзятых оптимистов.
И вдруг я увидел их такими… какими я не видел их НИКОГДА.
Мне даже показалось, что это не мои адвокаты! Насколько иными были их лица без улыбок, без их привычного оптимизма и жизнелюбия.
Более того, Пауло почему-то боялся смотреть в мою сторону и вперился в пол, Рафаэль же, поймав мой взгляд, быстро отвел от меня свои глаза и стал что-то читать в бумагах…
Хотя что СЕЙЧАС там в них читать?
Было очевидно, что он это делает, только для того, чтобы не смотреть на меня.
Более всего меня поразил в ту долю секунды, когда мы встретились с Рафаэлем глазами, – его взгляд!
Он был какой-то растерянный!!!
Как у мальчишки! Я и подумать не мог, что этот статный седовласый маститый адвокат может иметь такое выражение лица.
Мог представить его каким угодно, только не растерянным.
От него всегда исходила некая величавая уверенность, которую может чувствовать мальчик даже не от отца, пребывающего еще в страстях или амбициях, а от умудренного деда, весь образ которого говорит: все видел, везде был и ничего – вот сейчас сижу перед тобой… и с улыбкой и иронией говорю обо всем…
И внуку становится как-то спокойно.
Рафаэль
