же был растерян, как мальчишка!!
Пауло вперился в пол.
Взглянул на консула – тот в прострации, смотрел вдаль…
Я испугался.
Как-то явственно представил себе и «Пинейрос», и «Итаи», и себя в них. Причем так четко и органично, как будто и не выходил.
Да, подумал я, выпустили по недоразумению или удаче этих прохвостов адвокатов. Погулял. Хватит. Пожалуй-те обратно.
Так стало сразу жалко время, потраченное на свободе впустую. Что не так все и не ценил…
Не ценил…
Вдруг судья вновь посмотрела на меня, на три–четыре секунды задержав взгляд, и спросила: «Дети есть у вас?»
Я, совершенно не ожидавший от нее вопроса, и особенного такого, немного опешил и, смутившись, ответил: «Да, мальчик».
«Сколько лет?» – как-то не по-протокольному спросила она.
Я ответил: «Четыре с половиной».
«Есть фотографии», – вспомнил я. «Вот», – подошел к ней и протянул цветную распечатку фотографий сына, сделанных на принтере.
Она начала смотреть на фотографии.
Слегка улыбнулась. И по-женски аккуратно сложила странички и протянула их мне. Я подошел, взял их обратно и улыбнулся ей.
Она вновь погрузилась в раздумье.
Было видно, что ей предстоит принять сложное решение.
Судья пребывала в полной концентрации, и как ни странно, мы, присутствовавшие, ей совершенно не мешали.
Она обладала удивительной способностью абстрагироваться от происходящего и находилась в медиативном состоянии.
Кстати, для судьи, наверное, это самое главное умение.
Неожиданно пауза была прервана, она резко встала.
Все подскочили, она пробормотала что-то и скрылась в совещательной комнате.
Я стал спрашивать у усталого переводчика: «Что? Что она сказала?»
Он, пожимая плечами, ответил, что ничего особенного, думать пошла.
Мы остались ждать в зале.
Прошло десять минут, двадцать, тридцать…
Время шло очень медленно.
С каждой пройденной минутой мое настроение становилось все хуже и хуже.
Да и я просто уже ОЧЕНЬ устал. Рано встал, почти не спал. Не очень-то хорошо спится перед судебным заседанием, на котором должна решиться твоя судьба. На завтраке без аппетита засунул в себя что-то из еды, больше налегая на кофе, и мы поехали в суд. Дорога заняла часа полтора. Мы приехали заранее, за час, и еще час прождали начала судебного заседания. И вот уже пять часов длился процесс.
У меня были все основания для усталости.
В зале чувствовалась разряженная атмосфера, какая бывает в Москве жарким июньским днем перед грозой.
И она прозвучала!
По громкой связи судья что-то несколько раз прогово-рила. Я был наэлектризован до предела. Как один сплошной НЕРВ.
Сразу накинулся на переводчика: «Что, что сказали?»
Он устало перевел, что это судья вызывает в зал суда приставов.
После этих слов я просто обмяк.
Так как, будучи адвокатом, я хорошо представлял, для чего нужны приставы.
И связать в логическую цепочку, почему они раньше были не нужны и вдруг перед прочтением приговора понадобились, было не сложно.
Уж не для того, чтобы помочь добраться мне до отеля. Только если до «специализированного отеля»…
Обреченно и даже наивно спросил у переводчика: «А зачем судья приставов пригласила?»
Впервые в его мимике и глазах увидел какую-то жалость и сострадание к себе, и он, как врач, который не хочет говорить плохой диагноз, только развел руками и сказал, что надо сохранять спокойствие и не делать сейчас лишних движений.
Его ответ мне не понравился.
Да, пять часов не нужны были приставы и вдруг понадобились.
Вошли приставы и сели возле дверей. Две тени, темная форма. Я обратил внимание только на наручники, висевшие у них на поясе.
В моем восприятии в зал суда прибыли наручники. Железные, металлические.
Тесно сдавливающие руки.
Стал машинально гладить себе запястья. Один раз, второй…
Если до появления приставов у меня были плохие предчувствия, но, скажу честно, была надежда на благоприятный исход.
Большая надежда. Я думал, что ситуация как минимум пятьдесят на пятьдесят.
То после появления приставов…
Мои акции просто обвалились. Я и сам не дал бы за них в тот момент и ломаного гроша.
Я оглянулся на адвокатов, на них было жалко смотреть, и сам, не зная почему, улыбнулся им.
Мол, все хорошо. Вы сделали все что могли.
Они были шокированы.
Обычно улыбались они, поддерживая таким образом меня, а я сидел кислым. И здесь вдруг мы поменялись с ними местами.
Рафаэль даже как-то немного встрепенулся и попробовал натужно улыбнуться мне в ответ.
Я почему-то успокоился.
Возможно, потому что ситуация уже была не пятьдесят на пятьдесят, а 99,999 на 0,001.
Теперь уже нечего переживать.
Вдруг, также неожиданно и стремительно, впорхнула обратно судья. Я уже не смотрел ей в лицо, мне была видна только ее черная мантия.
Она вошла. Все встали. Я уже привычно положил руки за спину и приготовился к заслушиванию приговора… обвинительного приговора.
Один из приставов встал рядом со мной.
Судья посмотрела на присутствующих… что-то быстро сказала и неожиданно присела.
Переводчик перевел – судья решила продолжить судебное заседание и допросить меня.
Я подошел к кафедре – начался допрос.
Она стала заново задавать все те же вопросы, которые спрашивал у меня прокурор. Но они были заданы уже совершенно под другим ракурсом.
Я это чувствовал, причем с каждым вопросом все больше и больше.
Получив нужные ответы, она встала и сказала, что вы-несение приговора откладывается на неделю, и быстро удалилась.
Консул был весь красный и сразу же выбежал из зала – курить.
Мои адвокаты моментально преобразились. Как после проруби. Они выглядели посвежевшими и взбудораженными.
Подбежали ко мне и стали обнимать меня.
Это были уже прежний Пауло и прежний Рафаэль.
Трудно даже было сказать, кто был больше рад – я или мои адвокаты.
Наверное, все-таки они. Они были похожи на болельщиков, чья команда, отбивавшаяся весь матч, в концовке забила случайно гол и неожиданно даже для самих себя выиграла матч у какого-то фаворита.
Я вообще не понимал, что происходит.
Пошел в туалет, умылся, намочил голову и стал пить воду из-под крана. Посмотрел в зеркало. «Господи, какой же ты усталый», – сказал я себе.
Помочился. Стало легче.
Вышел к адвокатам.
Да, меня не осудили, но и не оправдали.
Я не совсем понимал их безграничную радость.
Но они твердили: «Это победа, это победа, Александр».
Все время повторяя: «Молодец, как ты отвечал, как ты хорошо отвечал на вопросы судьи».
Я уже не верил ничему и никому.
Но настроение было хорошее – все-таки я НА СВОБОДЕ, и это главное.
Мы спустились вниз, там стоял консул, он курил сигарету за сигаретой. Закурили все. Кроме меня. У меня не было сил.
Консул дал волю и своим эмоциям, и своему словарному запасу.
Адвокаты с ним выкурили подряд сигарет по пять, одну за одной. Живо обсуждая на португальском все перипетии процесса.
Про меня даже забыли.
Я стоял молча, немного в стороне.
Было уже темно. Светили звезды.
Консул говорил бы и говорил, но Рафаэль и Пауло сказали, что надо все-таки ехать.
Я сел к ним в машину, и мы поехали обратно в Сан-Паулу. Нас ждала долгая дорога в Сан-Паулу с привычными для города в вечернее время суток пробками.
Мы ехали молча.
Сил ни у кого не
