магазинов винтажной одежды, где Эбби тратит отложенные на еду деньги на пару высоких сапог из искусственной кожи. Кругом афиши с анонсами вечеринок с диджеями, представлений университетского театра и концерта группы «Мотель / Отель», который состоится в эти выходные. Повсюду, куда ни глянь, – рестораны. Эбби заявляет, что умирает с голоду и что у нее есть родительская кредитка. Так что мы останавливаемся у банкомата.
– Когда я была маленькой, думала, что это игровой автомат и мама только что выиграла главный приз, – говорит она. – «Вау, моя мама лучшая в этой игре», все такое.
– А мне нравилось, как хрустят новые купюры.
– Мне это до сих пор нравится.
– Сейчас мне скорее нравится, что это деньги и они у меня есть.
– Это так мило, Лиа: ты любишь их не за что-то, а просто так.
Мы берем в закусочной жирные от масла горячие сэндвичи с сыром и закусываем их мороженым, а потом возвращаемся в квартиру. Все время, пока мы идем, я чувствую невероятный подъем. Может, так теперь и будет. Вот на что похожа студенческая жизнь.
Оказавшись внутри, мы заваливаемся на диван: Эбби с одной стороны, я с другой – и утыкаемся в телефоны. Она переписывается с двоюродными сестрами, я решаю проведать Саймона.
Как она себя чувствует??? – спрашивает он.
У нее все хорошо.
Правда? Черт. Ник просто уничтожен.
Эбби легонько пихает меня.
– Хочешь посмотреть на моих кузин? – Она придвигается ближе и протягивает телефон. На экране я вижу фотографию: Эбби в обнимку с двумя белыми девушками, все трое сияют, у всех троих вьющиеся волосы. – Темненькая – это Молли, светленькая – Кэсси. Это со свадьбы их мам.
Она листает фотографии, увеличивая для меня снимок, на котором две женщины, широко улыбаясь, стоят под цветочной аркой. У одной медово-золотые волосы, и она похожа на эколога-активиста, даже несмотря на свадебное платье. Вторая в брюках и выглядит точь-в-точь как Эбби. Как будто у них одно лицо на двоих, только одной досталась версия постарше. Это выбивает из колеи.
– Я не знала, что твои тети – лесбиянки.
– Ну да, тетя Надин – лесбиянка. Тетя Патти, по-моему, би.
Я снова смотрю на фотографию.
– Надин – сестра твоего отца?
– Ага. У него их двое, она самая младшая.
– И как он относится к тому, что она квир?
– Да ему все равно.
– Неожиданно.
– Почему?
У меня снова начинают гореть щеки.
– Не знаю. Ты всегда говоришь, что он очень строгий и придерживается традиций.
– Так и есть. Но в данном случае он очень спокойно все принял. Не знаю, правда, какой была бы его реакция, если бы я или мой брат внезапно сделали каминг-аут… – Она замолкает и краснеет.
Так что мы сидим и молчим. Я кручу в руках пульт, Эбби следит за ним взглядом.
Из транса ее выводит вибрация телефона.
– Это Саймон, – говорит она в ответ на мой невысказанный вопрос, потом поднимается и уходит в спальню, приложив трубку к уху.
Какое-то время я просто лежу, изучая вентилятор на потолке, потом мой телефон тоже начинает жужжать. Черт, сообщения – худшее изобретение в истории человечества. Да, это удобно. Но в такие минуты, как сейчас, это все равно как если бы в тебя тыкали палкой, повторяя: «Эй! Эй! Эй!»
Конечно, это Ник. И это всего лишь «совпадение», что он пишет мне сейчас.
Привет, как у вас там дела? Есть какие-нибудь планы?
Уверен, там полно парней-студентов, ха-ха. Вряд ли Эбби будет по мне скучать.
Она обо мне говорила? лол
Я молча смотрю на экран, не зная, что ему ответить. Срань господня. Бедный Ник. Мне правда его жаль. Но я на такое не подписывалась и не знаю даже, с чего начать. Поэтому через какое-то время сдаюсь, откладываю телефон и достаю альбом и карандаши. Мне сейчас просто необходимо вернуться в зону комфорта, а это часто происходит, когда я рисую. Мир перестает существовать на время. Все исчезает, остается только кончик карандаша. Никогда не могла толком это объяснить. Иногда у меня в голове уже есть картинка, и ее просто нужно перевести на язык кривых и теней. Иногда я не знаю, что рисую, пока не закончу.
Стоит мне усесться поудобнее и приступить к наброску, как все мышцы расслабляются. Обычно я рисую всякие фандомные штуки. Тем, кто читает меня на тамблере, нравится.
Но сегодня я рисую автомат.
Точнее, банкомат.
На моем рисунке он стоит среди игровых автоматов и «Хватаек». Из лотка выдачи наличных разлетаются долларовые купюры, а рядом замерла Эбби, и на лице у нее восторг человека, только что сорвавшего джекпот. Позади нее я рисую себя: ладонь закрывает рот, как будто я не могу поверить в нашу удачу.
Прошло полтора года с тех пор, как я последний раз
