- Давайте сменим, но все же как вас звать-величать? - спросил я как можно мягче, чтобы настаивание не выглядело грубым.
- Конечно, я сам виноват... но на вашем месте, Митя, при ваших галлюцинациях я бы удовлетворился люмпен-интеллигентом... Опасаюсь, что мои имя и фамилия подтолкнут вашу фантазию на глупость.
Он стоял, полуобернувшись ко мне, как будто бы в том же буровато-мышином комбинезоне, но теперь не плюшевом, а нутриевом, с щетинистыми топорщинками на локтях и коленях. Особенно на коленях, я держал их в поле зрения точно так же, как и его сапожки (забавляясь, он следил ими на сугробе). Теперь я хорошо видел: голубоватые и маленькие, они ничем не походили на копыта. Обычные сапожки на толстой платформе и высоких каблуках.
- Нет-нет, ничего, прошло, - сказал я, имея в виду свои галлюцинации. Итак, что же?.. Кстати, мне говорили, что напротив строящегося кинотеатра (стало быть, казино) стоит пивной бар "Свинячья лужа". Очевидно, еще далеко?..
- Наоборот, - ответствовал мужчина в годах. - Пройдете по тропке по-над арочным строением, а когда завернете за угол - очутитесь на Льва Толстого, там сразу и увидите казино, его нельзя не увидеть, и днем и ночью в огнях, как теплоход в круизе.
Он пригласил меня красноречивым жестом на тропинку и, пропуская, отошел от сугроба. Я опять обомлел - сквозь меня словно бы прошло горячее испепеляющее дуновение. Весь сугроб был ископычен, именно ископычен. Если бы я не знал, то есть самолично не видел, что по сугробу, забавляясь, ходил сапожок люмпен-интеллигента, не задумываясь, решил бы, что на нем потопталось какое-то увесистое парнокопытное. Да-да, увесистое - так глубоки и отчетливы были раздвоенные следы.
Преодолевая скованность и чтобы не упасть от внезапного приступа тошноты, я вынужден был опереться о стену строения.
- А вы, Митя, страшно истощены и голодны. И хотя вы против литературы и искусства, отзывающихся на сиюминутное или "злобу дня", все же "голод не тетка", и вы спозаранку отправились в "Свинячью лужу" с одной надеждой перекусить. У вас на груди, под свитерком, папочка со стихами, действительно "нетленками", но еще вчера вы и думать не думали (во всяком случае, всерьез) продавать их, а ныне?! Да, бывает - сиюминутное так цепко схватит за горло своей костлявой рукой, что хоть караул кричи, о вечном и подумать некогда.
Он неслышно подошел ко мне и, мягко взяв за руку (точно так же, как прежде в автобусе), неожиданно страстно зашептал на ухо, что готов хоть сейчас купить мою люмпен-крылатку. Обещал большие деньги - тридцать унций золотом или по курсу лондонской биржи ровно девять тысяч американскими долларами.
- Ни в коем случае, - сказал я оскорбленно. - Никогда она не была "люмпен-крылаткой" - гайдаровской, шоковой, но чтобы "люмпен..." - никогда! Понимаете - ни-ко-гда!..
Я увидел на ворсинках нутриевого меха удивительной красоты мерцающие искорки. А на своем плече (на крылатке) массивную серебряную пряжку с голубым сапфиром. Вспыхивающие на нем лучи света наполняли мой мозг лучезарной утренней ясностью, я отчетливо видел ангелов, проницающих и скользящих в этом необыкновенном свете.
- Ни за что не соглашусь с сиюминутным еще и потому, - сказал я, - что по своей сути оно непоследовательно, а непоследовательность - смерть всему, в том числе и литературе, и искусству.
Я оторвал взгляд от сапфира. Я надеялся увидеть на руке люмпен-интеллигента голубые живые искорки. Каково же было мое удивление, когда его самого увидел я на прежнем месте, на наезженной дороге возле сугроба. Чувствовалось, что люмпен-интеллигент не подходил ко мне, его копыта увязли бы на тропке.
- Вам что, плохо? - спросил он достаточно громко, то есть в соответствии с расстоянием, чтобы я услышал.
- Нет-нет, нормально... А вы что же... более не составите мне компанию?
- Разве... чтобы закончить наш разговор?
Он шагнул на тропку и шел по ней, медленно приближаясь, и все было хорошо (он не проваливался и не увязал в снегу). Признаки тошноты внезапно улетучились, а вместе - и мое недомогание.
- Итак, все же вы не ответили: что случится с нами или любым другим народом, который, вместо того чтобы стать братьями по разуму, именно как с инопланетянами, передерется друг с другом? Тем более что сиюминутная выгода, как вы верно заметили, вполне может стать сердцевиной увлекательной сиюминутной культуры, а стало быть - идеологии.
Я хотел пропустить люмпен-интеллигента вперед, но потом передумал. Задавая очередной вопрос, мне пришлось бы, чего доброго, хватать его за хлястик или обгонять по снегу. Уж лучше буду оглядываться, решил я. Кстати, теперь, когда в моей голове окончательно прояснилось, он опять был в пальто из великолепного темно-серого ворсистого драпа. (Точь-в-точь из такого мне пошила пальто соседка Тома. Я даже пожалел, что в свое время не примерил его. Во всяком случае, мысль была: уж не в моем ли он пальто?)
На мой вопрос люмпен-интеллигент ответил не сразу. Довольно долго собирался с мыслями, наконец сказал, что, по его мнению, любой народ, в котором притуплено или утрачено национальное чувство, склонен к революциям и гражданским войнам, то есть к самоистреблению. И следовательно, такой народ обречен и просто обязан быть навозом, удобрением для других народов, не утративших своего национального чувства.
- Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Договорились! - в сердцах воскликнул я.
Некоторое время мы шли молча (я слышал позади себя скрип снега).
- В таком случае кто даст гарантию, что призывы к общечеловеческому не есть призывы к самоистреблению?! Кто даст гарантию, что они не есть провокация - некое указание другим народам поправить свое положение, так сказать, за счет утративших национальное чувство?!
Тропка сворачивала за угол арочного строения - на улицу Льва Толстого.
- Кто даст гарантии?! - горячо повторил я и оглянулся.
Сзади меня и вообще вокруг никого не было. Вот уж действительно прав классик - никогда не разговаривайте с неизвестными.
ГЛАВА 28
"Свинячья лужа" встретила кумачовым транспарантом, натянутым через все три киоска. На транспаранте были мои стихи. Написанные в две строки, они воспринимались как трепещущие на ветру лозунги. Я почувствовал как бы дуновение праздника: МИРУ - МИР!..
НАШ ПУТЬ ВСЕ УЖЕ, УЖЕ, УЖЕ, НО ЭТО, БРАТЦЫ, НЕ БЕДА.
ДЛЯ ТЕХ, КТО ПЬЕТ В "СВИНЯЧЬЕЙ ЛУЖЕ", ОН РАСШИРЯЕТСЯ ВСЕГДА.
Когда я перешел улицу и очутился возле киосков - ощущение праздника усилилось. Виною был стол, густо уставленный пивными кружками, бутылками и стеклянными банками. Неестественно длинный, накрытый грязного цвета клеенкой, он тем не менее казался свадебным посреди снега, точнее, снежной белизны. Меня поразило присутствие милиционера возле щитов из штакетника, которыми был огорожен дворик. Впрочем, это потом уже я увидел его, курсирующего взад-вперед по периметру так называемого летнего бара, а тогда я не мог оторвать взгляда от здания казино. Розоватое, многоцветно сияющее иллюминацией, оно царило в глубине сквера, будто сказочный дворец. В просветах между деревьями стояли припаркованные машины, в основном иномарки. Даже сквозь пыльцу изморози на никеле бамперов солнце выедало глаза.
"Блеск и нищета куртизанок" - какая-то чужая страна! - подумалось отстраненно, и неожиданно вспомнил о люмпен-интеллигенте, предупреждавшем, что таким, как я, путь в казино навсегда заказан.
Заказан и заказан, подумаешь, напугал! Мысль еще только овладевала сознанием, а на меня вдруг навалился страх, страх отчужденности и непосильного одиночества. Не нужны мне ни казино, ни иномарки - ничего не нужно! Верните мне мою страну... Не по щучьему велению, а по велению какого-то Кощея Бессмертного оказался я в совершенно другой стране... Иванушка был добр сердцем, а потому - мудр. А Кощей?! Чем более умен злодей - тем более опасен и ненавистен...
- Слушай, Леха-мент, позови вон того, что в байковом одеяле, - услышал я голос, очень похожий на голос Двуносого, но более самоуверенный и властный.
Я нарочно как стоял, так и стоял - не пошевелился.
Подошел милиционер, остановился напротив - сопляк, но здоровенный, загородил и казино, и солнце, и вообще весь белый свет.
- Вас зовут.
- Кто?! Кто имеет право вас, милиционера, называть "ментом"?
- Генеральный директор летнего бара, - удивленно сказал Леха-мент и совсем уже растерянно посмотрел поверх моей головы в сторону директора.
Не знаю, что там такое он увидел, но сейчас же повел плечами, поправил портупею под овчинным воротником тулупчика и тоном, не терпящим возражений, приказал:
- Гражданин, следуйте за мной.
Я последовал, потому что этот милиционер в тулупчике, сам того не ведая, вернул меня в родную страну. Ведь это только у нас в России могут быть летние бары зимой!
Проходя мимо гудящего стола, "мой конвоир" наметанным движением снял с него пустую пол-литровую банку и так же наметанно "ополоснул" в снегу. (Дворники не пощадили летнего бара - дорожки как траншеи.)
