– Ну, что же вы дремлете?
Тогда лакеи с запяток схватили его подмышки, приподняли и передали своим товарищам, ожидавшим у дверец с протянутыми руками. Так высадили всех трех стариков, и каждого по два лакея повели под руки в церковь. Там их развьючили и усадили на стулья в ожидании невесты.
Каютин не мог не сознаться, что букет дряхлости так подобран, что решительно нет возможности различить стариков. Они были родные братья, а самому меньшему – жениху – стукнуло уже семьдесят. Его можно было отличить по изысканности туалета; он был завит, и из всех его седых и жиденьких волос составилось всего три-четыре колечка. Одно нарушало гармонию в его туалете; огромные плисовые сапоги, вроде охотничьих. Средний брат отличался дрожанием во всем теле; губы, загнувшиеся внутрь, по недостатку зубов, беспрерывно чмокали; глаза, полные жадности, вращались кругом, и циническая улыбка дрожала на подбородке, который после долгой разлуки обещал скоро сойтись с носом. Старший брат, с теми же чертами, но плотнее их, находился в дремоте, страшно сопел и, казалось, был полон равнодушия ко всему, что вокруг него делалось.
Вдруг в церкви произошло движение, все головы повернулись к двери и вытянулись. На клиросе запели. Каютин выдвинулся из толпы и стал на видном месте, чтоб лучше разглядеть невесту. Впереди шел высокий и полный мужчина лет под сорок; его румяное, лоснящееся и самодовольное лицо было опушено густыми черными щетинистыми бакенбардами. Белый атласный галстук с огромным бантом и стальной пряжкой, которая впилась в жирный затылок, светло-голубой жилет с серебряными разводами, фрак коричневый с золотыми пуговицами, панталоны светло-синие с красными лампасами – таков был его костюм. За ним торжественно выступала невеста, не уступавшая ему ни ростом, ни дородством. Лицо ее было кругло, с расплывшимися и потому неуловимыми чертами; щеки лоснились, вероятно благодаря тому составу, которым были приклеены к ним пряди волос, называемые височками. Цветы, атлас, кружева, ленты, брильянты украшали невесту. Робости не замечалось в ней: она шла так смело, как будто знала достовернейшим образом, что будет счастлива.
Жених вскочил с своего стула и тихонько делал знаки лакеям, кинувшимся к нему с протянутыми руками.
– Пошли, дураки! не трогайте меня! – ворчал он сквозь зубы.
Но лакеи, которых внимание было поглощено прибытием будущей госпожи, машинально взяли его под руки.
Он сердито вырвался и стал посреди церкви, гордо озираясь кругом.
Невеста не обращала внимания на своего будущего властелина. Окинув смелым взглядом толпу, она, как пораженная громом, остановила свои черные глаза на Каютине, который резко отделялся от остальной бородатой публики, потом нагнулась и стала шептаться с подругами. И все дамы устремили на Каютина свои взоры, до такой степени выразительные, что он невольно попятился к толпе и старался в ней укрыться от этих жгучих взоров. Невеста, поправляя себе то лиф, то перчатки, не сводила с него глаз. Вдруг позади раздался басистый голос:
– Позвольте… вашу фамилию приказано спросить.
Каютин вздрогнул и, обернувшись, увидел высокого, топорного лакея, который в ожидании ответа оглядывал его с ног до головы.
– Кто приказал? – спросил с удивлением Каютин.
– Барыня.
Каютин невольно оглянулся на дам, как бы желая узнать, которая из них так любопытна. Но они стали все вместе, плотно прижавшись друг к другу, и смотрели на него, едва переводя дыхание.
– Скажи, что моя фамилия Каютин.
Лакей удалился.
Каютин видел, как дамы расспрашивали его и потом шептались.
Через две минуты тот же лакей снова проголосил над его ухом:
– Какого звания… приказано узнать!
Каютин улыбнулся и с расстановкой произнес:
– Дво-ря-нин!
Лакей подернул плечами и выпрямился. Каютин смелее стал смотреть на невесту, которая лорнировала его.
– Откуда изволите ехать? – опять раздалось над ухом Каютина.
– Из Петербурга! – гордо отвечал Каютин. Лакей немного попятился в толпу и медленно осмотрел его.
– А куда изволите ехать?
– В К***скую губернию.
Лакей откашлянулся и удалился, а Каютин по-прежнему обратил все свое внимание на невесту.
Вдруг на стороне жениха сделалась суматоха, и старика – старшего брата – повели вон. Жених махал тоскливо руками и с жаром говорил что-то господину с густыми бакенбардами и старику, среднему брату, который чмокал губами и насмешливо улыбался одними глазами.
Невеста подозвала к себе господина с бакенбардами и спросила:
– Что такое случилось с beau-frere?
– Дяденьке дурно-с, маменька! – отвечал господин с бакенбардами нежным Голосом, который не очень шел к его плотной фигуре.
Это был будущий пасынок невесты, который, горя нетерпением иметь такую мачеху, звал уже ее нежным именем маменьки.
– Что же будем делать? – спросила невеста.
– Право, не знаю; дяденька теперь никуда не годится!
– Это все ваш папа! – с сердцем сказала невеста.
– Да я ему тоже говорил, маменька, что на дяденьку рассчитывать нельзя.
– Очень интересно! по его милости без шафера осталась! – подхватила невеста, горячась все больше. – Впрочем, я сама виновата: зачем позволила ему распоряжаться… просто срам: шафера нет! Точно как будто я бежала и венчаюсь потихоньку.
И невеста, добродетель которой была возмущена, вся вспыхнула.
– Что вы, маменька! – с ужасом сказал пасынок.
– Я все поняла, – запальчиво продолжала невеста, – я все поняла! он боялся, что молодые шафера будут над ним смеяться. Да, да! я это теперь ясно вижу!
Господин с бакенбардами раскрывал рот и закрывал: разгоряченная невеста не давала ему возражать. Дамы подвигались к ней все ближе и слушали с напряженным вниманием. Скоро она начала обращаться к ним, – на стороне невесты тоже сделалось смятение. Господин с густыми бакенбардами отправился к жениху; но невеста вдруг закричала:
– Pierre, Pierre!
Pierre в одну секунду стоял возле нее и ждал приказания.
– Видишь? вот налево, – сказала она, – молодой человек?
– Вижу, маменька! – радостно отвечал Pierre.
– Ну?.. – произнесла невеста.
Pierre вопросительно посмотрел на нее.
– Ну, проси его: не может ли… – с гневом сказала невеста.
– Быть у вас шафером?
– Ну, да! – свободно вздохнув, отвечала невеста.
– Сейчас… я спрошу у папеньки.
– Не нужно!.. я не хочу! поди и от моего имени попроси его заменить мне… но, боже, ты не знаешь по-французски, а он из Петербурга!
Лицо невесты выражало отчаяние.
– Научите, маменька: у меня память хорошая, – заметил будущий пасынок.
– Нет… только уж смотри, как можно вежливей… Его фамилия Каютин, он дворянин; так ты хоть повторяй чаще: мосье Каютин… слышишь? мосье!
Невеста раз десять повторила "мосье", и пасынок, заметив с радостью, что прежде очень хорошо знал французский язык, но забыл по недостатку практики, отправился к Каютину:
– Смею просить, мосье…
Но, заучивая мосье, он совершенно забыл фамилию Каютина. Каютин заметив волнение и умоляющие взгляды невесты, поспешил спросить его:
– Что вам угодно?
– Одно неприятное обстоятельство с моим дяденькой, которому следовало быть шафером… мой папенька женится, а мой дяденька очень ослабел и не может быть шафером…
– Так вы желаете, чтоб я его заменил? но я не одет, сейчас с дороги.
– О, ничего-с! мы все по-домашнему! – заметил пасынок и с гордостью осмотрел свой туалет.
– Позвольте мне переодеться!
– Нет-с, нет-с! сделайте одолжение, мосье…
– Пожалуй, я рад; но…
– Ничего-с, ничего-с!
И пасынок тащил Каютина прямо к невесте. Она потупила глаза, покраснела и быстро проговорила по-французски:
– Мосье Каютин, извините нас: мы…
– Помилуйте, я очень рад случаю познакомиться с вами, – отвечал Каютин тоже по-французски и ловко расшаркался. Невеста грациозно приседала.
– Pierre! отрекомендуй мосье Каютина папа, – жеманно сказала она.
И пасынок повел Каютина к жениху, который, ослабев от испуга и нетерпения, в изнеможении сидел на стуле. Радость его была трогательна при рекомендации нового шафера. Он обнял Каютина, расцеловал и дал приказание начинать обряд.
Жениха водили под руки, брата его шафера тоже поддерживали. Невеста томно глядела вверх и поминутно вздыхала, так что корсет ее трещал и скрипел.
Каютин измучился, держа венец, потому что невеста была страшно высока, а цветы делали ее еще выше.
Начались поздравления. По примеру других, Каютин подошел к руке невесты и почувствовал легкое пожатие. – Мосье Каютин, – сказала невеста, – я надеюсь, что вы до конца исполните вашу обязанность?
– Маменька, мы с ним поедем, – дружелюбно сказал пасынок.
Каютин разинул было рот, но невеста подала ему свою шаль.
– Потрудитесь подержать.
Он поклонился и взял шаль. Пасынок радостно засмеялся.
Все общество отправилось в деревню молодого, которая была в двух верстах. Новых лиц не прибавилось; вечер, благодаря рассказам Каютина о Петербурге, прошел скоро и весело. Молодая томно смотрела на Каютина и, улучив минуту, когда они остались вдвоем, шепнула ему:
