долго хмуро всматривался в темноту. А потом вдруг какая-то мысль заставила его улыбнуться. Он вспомнил, что сегодня утром ему звонила Татьяна. И сказала, что в понедельник после полудня привезет в галерею несколько своих работ.
12
Он приехал в Галерею к открытию — чего с ним не случалось как минимум год — по дороге купив сладостей, несколько сортов дорогого чая и бутылку коньяка, на всякий случай. Вызвал пиарщицу, предупредив, что нашел нового перспективного автора для будущей выставки, сделал выволочку бригаде уборщиц за то, что обнаружил пыль на столе в своем кабинете. Мучаясь бездельем, перебрал несколько десятков деловых писем, большую часть из которых отправил в мусорное ведро, выпил два эспрессо подряд в баре Галереи, чтобы быть бодрым огурцом, и лично проверил, что в холодильнике бара есть сливки, свежие канапе и шоколад. Ироничная Алла Михайловна поинтересовалась, не королеву ли английскую они ждут с визитом — Илья в ответ попросил своего личного Цербера быть сегодня поприветливей. В виде исключения. Корча рожи собственному отражению в пафосном туалетном зеркале, Илья вдруг понял, что тихонько напевает. Он! Напевает! Обалдеть!
Ему страстно хотелось, чтобы художница приехала как можно скорее. Даже не затем, чтобы снова ее увидеть, — Илья, как всякий эгоист, желал снова испытать тот трепет, в который пришла его заплесневелая душа в момент их первой встречи. Сам факт, что его кто-то волнует, был волнующим — и плевать на каламбуры, усмехнулся Илья. Он чувствовал себя человеком, который после долгой вынужденной глухоты вдруг заново, ярко и отчетливо, начал слышать звуки.
А еще ему, впервые за прошедшую неделю, не хотелось, чтобы сегодня появился Скупщик. Хоть бы эта тварь взяла выходной и осталась сидеть у себя на Покровке, пересчитывать банки с трофеями.
У Демонов бывают выходные?
Еще не видя рисунков Татьяны, Илья уже знал, что поможет ей прославиться, даже если девушка притащит ему ворох холстов, испачканных детской мазней. Впрочем, он ведь видел ее талант — рисунки просто обязаны быть чудесными. Меряя шагами кабинет, Илья прикидывал, как именно развесит работы художницы. Грядущая выставка была практически укомплектована, и два огромных зала Галереи забиты работами почти под завязку. Но ради такого случая он может чуть уплотнить уже развешенные картины или вовсе отдать ей часть своего зала.
Нет. Вывешивать на одной стене чужие талантливые работы и собственную дешевку он не решился. Убожество и красоту в его Галерее должны разделять хотя бы дверные проемы.
В дверь кабинета постучали.
— Можно? — распахнув дверь, поинтересовалась пиарщица Юля.
За ее спиной, обхватив двумя руками тубусы с рисунками, стояла Татьяна.
Все-таки она чертовски хорошенькая, подумал Илья. И постарался придать своему лицу максимально деловое выражение.
— Добрый день и добро пожаловать! — он пожал девушке руку и принялся раскладывать на столе принесенные ею тубусы. — Чаю, кофе? — не дожидаясь ответа, Илья попросил Юлю: — Пусть Глеб сварит на всех кофе и сделает нам большой чайник зеленого чаю.
Юля кивнула и, хотя в ее прямые должностные обязанности не входила организация чаепитий, отправилась к Глебу в бар.
Татьяна наконец извлекла на свет несколько холстов и развернула их.
— Вот, — сказала художница. — Это лучшее, на мой взгляд.
Илья остановился у стола, молча разглядывая принесенные работы.
Она выбрала два чистых цвета — красный и черный — чтобы сделать их фоном для портретов. Больше не было ничего — ни рук, ни деталей интерьера — только лица и цвет. Илья чуть потянул на себя верхний холст: из плотного пурпурного зарева на него смотрело детское лицо, светлое пятно посреди буйства цвета. При намеренно небрежной проработке общего контура лица автор сосредоточился на почти фотографической точности взгляда — на Илью задумчиво и слегка вопросительно смотрела девочка лет восьми. С другого полотна, слегка прищурившись, в глаза Илье глянул старик, чей лик прорастал сквозь густой черный фон. Следом, снова на пульсирующем красном, были нарисованы два почти одинаковых юношеских лица, кудрявых и слегка насмешливых — два близнеца-Аполлона, надменно вздернувшие подбородки.
— Это Стас и Женя, близнецы, мы познакомились случайно у моих друзей… Я пишу портреты, в основном… Иногда кого-то из своих знакомых, иногда ищу интересные лица в социальных сетях, — пояснила Татьяна, смущенная долгим молчанием хозяина Галереи.
Илья кивнул. Перебирая рисунки, глядя во все новые и новые лица, касаясь кончиками пальцев шершавой поверхности холста, он изо всех сил пытался справиться с острым приступом ревности. Так всегда с ним бывало, когда он натыкался на действительно стоящие картины — всколыхнувшаяся зависть буквально не давала ему дышать, вставала комом в горле. Илья чувствовал себя парализованным инвалидом, сидящим в кресле посреди спортивной площадки и отчаянно мечтающим шевельнуть хотя бы пальцем, пока остальные вокруг него гоняют мяч.
К счастью, вернулась Юля, и он смог отвлечься от удушающего приступа жалости к самому себе.
— Как тебе? — поинтересовался он деловым тоном у пиарщицы.
— Это очень круто! — ответила та, разглядывая работы Татьяны. — Думаю, надо брать все, что вы принесли, — сказала она художнице. — Если что, потесним Санникова с его графикой и ту девочку, которая делает мозаику на стекле. Но, Илья, надо понять, успеем ли мы дать информацию о новом авторе в типографию, у нас уже буклеты сверстаны, и фотосессия для художников была на прошлой неделе…
— Значит, повторим на этой, — сказал Илья. — А буклеты всегда можно переделать. Они ведь еще не напечатаны?
Юля покачала головой и что-то пометила в своем планшете.
