стекает по моей щеке. Мне внезапно показалось, что моя голова надута воздухом, словно воздушный шар, так, что я ничего не могла услышать. Перед глазами у меня все пульсировало, кровь стучала в висках.
Девушка смотрела на меня и ухмылялась:
– И что ты сделаешь? Пырнешь меня стеклом?
Я хотела бросить что-нибудь в нее, но не могла пошевелиться. Все, что я могла – это сидеть там с плевком на лице и с разинутым ртом. Я чувствовала, что он разинут, чувствовала, что челюсть у меня просто тупо отвисла, а благодаря «Ютьюбу», гифкам и «Твиттеру», и интернету в целом я точно знала, как выгляжу сейчас: шея слегка вытянута вперед, огромный рот похож на черную дыру, в глазах потрясенное, безумное, убийственное выражение. И в тот момент, когда я строила эту гримасу, я знала, что строю эту гримасу, и не хотела строить эту гримасу, но не могла ее не строить, потому что мое лицо само по себе складывалось в эту гримасу – и это было мое лицо.
Она уже направилась прочь, когда я сумела выговорить: «Сука!» Затем вытерла щеку своей влажной коктейльной салфеткой.
Брэндон смотрел прямо на меня, потом откинулся на спинку своего стула и протянул руку назад, нащупывая что-то на столе. Не найдя это, он оглянулся назад и осознал, что шарил слишком высоко – эти вазы были намного ниже, и в них не было роз.
Когда Брэндон снова перевел на меня взгляд, его лицо побледнело. Он отдернул руку, положил ее на стол и попытался улыбнуться.
– Какого. Цвета? – процедила я сквозь зубы.
– О чем ты говоришь? Не сходи с ума.
Он оглянулся на барную стойку и сделал еще глоток мартини.
У меня было странное чувство, гнетущее чувство, которое трудно объяснить, потому что я даже не могу придумать слово для него. Это типа как что-то противоположное бабочкам в животе и противоположное дежавю. Это такое чувство, типа как: «Кто я?» и «Что я здесь делаю?» и «Кто вообще этот парень?» Полагаю, это то же самое чувство, которое иногда появлялось у меня, когда я возвращалась в квартиру и видела, что Брэндон сидит на диване в трусах и футболке, слизывает с ножа арахисовое масло и шумно сглатывает слюну, не отрываясь от экрана даже для того, чтобы сказать «привет», потому что он слишком занят, убивая нарисованных врагов.
Я имею в виду: что, если Брэндон на самом деле не отличается от тех парней с парковки супермаркета, которые пытались подцепить меня во время покупки туалетной бумаги? Что, если он даже хуже их? Что, если весь этот блеск, реалити-шоу и свадьбы – просто игра света? Что, если наша с Брэндоном любовь на самом деле не просто увядает, не просто распадается, но… я не знаю… что, если ее на самом деле вообще никогда не было?
Кто-то просматривает запись.
Подождите, что? Запись?
Да, запись.
Мы видим его – то есть, в ретроспективе, мы представляем его – в кабинете; его обнаженное немолодое тело силуэтом выделяется на фоне огромных компьютерных мониторов. Он с энтузиазмом потирает руки, словно предвкушая эксклюзивную трапезу – плоть редкого существа, которое он выследил сам и которое кто-то другой сделает съедобным.
Он перематывает запись взад-вперед, глядя, как женщины входят в комнату и выходят из нее, глядя, как они открывают и закрывают свои сумки, скрещивают и выпрямляют ноги, глядя, как Уилл ничуть не нервничает.
Мужчина одной рукой извлекает смягчающий крем из флакона, нажимая на диспенсер большим пальцем, пока Эшли излагает сущность «Избранницы» – идеальная новообращенная, которой предстоит быть сломленной. Он растирает крем по ладоням, вверх по рукам, по ногам, по животу.
Мужчина ставит видео на паузу, оставив на клавише пробела мазок. Втирает лосьон ногтями, чтобы одновременно чесаться и умащиваться. Ярко-красные полоски тянутся по его коже. Крем собирается белой пленкой. Мужчина похож на сырое мясо, смазанное сливочным маслом. Он втирает крем в свой скальп, пока его волосы не становятся скользкими и жирными. Все в этом кабинете покрыто жирными следами. Уборщица, наверное, считает его сумасшедшим.
Этот эксперимент – огромный риск. Костюм-Уилл стоит небольшого состояния. Камеры – крошечные, как булавочная головка! почти невидимые! – тоже обошлись недешево, как и аудиооборудование. Его арсенал техники просто невероятен. Все это, по мнению мужчины, настоящее чудо и стоит каждого цента, и не в последнюю очередь потому, что он неприлично богат.
Мужчина верит в силу нарратива. Он верит, что эти истории изменят мир и что эти женщины заслуживают того, чтобы рассказать эти истории – а мир заслуживает того, чтобы их услышать. Он хотел бы подать это именно так, честное слово. Он хотел бы просто сказать: «Эти женщины заслуживают того, чтобы быть услышанными!» Но индустрия есть индустрия, и ему придется действовать гораздо круче; и, кроме того, он поступил бы неправильно, не упомянув о том, что эта концепция, по сути, революционна. Она расширяет границы жанра. Это реалити-шоу и исповедь, дружеская комедия и драма. Это жизненный детектив, смешанный с колонкой сплетен. Это «Реабилитация знаменитостей» в смеси с «Шоу Опры Уинфри». Это вуайеристский восторг «Скрытой камеры» в сочетании с душераздирающей искренностью трагедии.
Превыше всего он хочет, чтобы на экране отразились их честность, истина и сила духа. Но это не значит, что запись не будет отредактирована. Истории будут сокращены, личные качества преувеличены – но все это во имя цели. Это цена, которую ты платишь людям за сочувствие. Как ни иронично, он знает, кто тот гений, работающий в монтажной – или, по крайней мере, работавший. Но этого человека он не может нанять. Боже, в данный момент он вряд ли сможет даже поговорить с ним…
В целом подбор исполнительниц – если рассматривать его в таком свете – весьма хорош. Он тщательно просматривал длинный список потенциальных участниц, рассылал им всем электронные письма, зная, что не каждая подойдет для проекта.
Некоторые с самого начала словно были отмечены красными флажками. Он даже не смог найти прямой электронный адрес юной девушки, которая была заперта в каком-то заброшенном баварском замке, заросшем диким виноградом. Чтобы добраться до нее, нужно было пробиться через журналиста, который брал интервью у ее парня; этот парень, юный любитель приключений с «Ютьюба», перелез через стену и обнаружил девушку в одном из помещений замка без сознания. Еще была женщина из рекламы ортопедических матрасов: ее свекровь, бывшая участница «Настоящих домохозяек», заставляла всех девушек своего сына спать на старом пружинном матрасе, ожидая, что они пожалуются на
