про «Я» тоже не укладывается. Это ведь получается, что она — это тоже я.
Слушай, а можно я у вас посплю немножко? А то я просто на ходу засыпаю. Ты разбуди меня через час, если я сама не встану, хорошо?
Нет, мне не нужно одеяло, я плед возьму.
Я...
* * *
Зря я хвастал всем подряд, что Машка переносит беременность легко и незаметно. Три дня назад произошло непоправимое. Отныне этот день станет черным днем календаря, обведенным траурной рамочкой. А когда я буду пытаться о нем вспомнить, мое подсознание завизжит, схватит воспоминание своими остренькими губками, уволочёт его в самый дальний уголок и там зароет. Чтобы откопать в самый неподходящий момент для какого-нибудь изысканного ночного кошмара.
Для начала Маша закатила истерику. Что само по себе не очень удивительно, всякое бывает. Меня насторожило только выбранное для этого время — восемь часов утра. Маша рыдала, кричала, что я ее не люблю, и требовала не ходить на работу, а остаться с ней дома. Конечно, надо было бы побить ее по щекам, но я не смог себя заставить. Принес водички, погладил по голове, уложил обратно в кровать и ушел. Вернувшись вечером, застал ее в той же кровати под тем же одеялом, на мокрой от слёз подушке. Я заставил ее немного поесть, но зря: у нее появились силы, и она опять начала рыдать. Сообщила мне, что я никогда ее не любил, что живу я с ней исключительно из-за будущего ребенка, что она вообще никогда не встанет, а в ближайшем будущем, скорее всего, умрет. Через пару дней примерно. А я могу идти на свою работу и там ночевать. Потому что она безмерно одинока и никто ей не нужен.
При этом вцепилась в мою ладонь двумя руками, я с трудом уговорил ее отпустить меня на пару минут в туалет.
Посреди ночи она встала не просыпаясь, отвязала от карниза ловушку для снов и выбросила ее в окно. После чего легла обратно в кровать и тут же начала стонать и ворочаться.
Наутро не помнила ничего. Кроме того, что ей приснился очень вкусный сон, но тут прибежала ловушка для снов и давай сон отбирать. Ну, Машка, не будь дурой, начала с ней драться. И победила, разумеется, — я своими глазами видел, что действительно победила. Потом легла и доела свой сон, прижимая его лапой и рыча на гипотетических конкурентов.
В общем, я занервничал и остался дома. Валялись два дня в постели, Машка плакала не переставая, а я читал ей «Марию Стюарт» Шиллера. Чтоб не зря плакала хотя бы. Завтра возьмемся за «Муму», я думаю.
* * *
Мне какое-то странное письмо пришло из Эдинбурга.
Нет, с чего ты взял, он же и не в Эдинбурге давно, он в Калифорнию вернулся, к жене.
У тебя просто болезнь какая-то, на каждом слове перебиваешь.
Письмо почти из универа. Есть в Эдинбурге фирма, которая занимается клонированием органов. И они часть разработок делают совместно с лабораторией, в которой я училась. Так они мне написали, не хочу ли я приехать. Поработать, поучиться.
Предложение хорошее, но странное. «Что он Гекубе, что ему Гекуба?»
Хотелось бы, конечно, думать, что это они оценили по достоинству мой талант, но как-то слабо верится. Почему они тогда ничего мне не предлагали, пока я у них училась? За эти несколько месяцев ничего не изменилось. Ни публикаций новых, ничего. Чего ж они подхватились?
Ну, к сожалению, понятно. Это тебе непонятно, потому что ты не в теме.
Им Нель нужна, а не я.
Как ты думаешь, почему она не кого-нибудь из своих мальчиков послала учиться, а меня? Потому что они уже давно у нас работают и всё знают. А я пришла с улицы практически и работать начала уже после Эдинбурга.
Нет, я не думаю, что мальчики могли бы Нель продать. И она не думает. Но я ее немножко знаю, она вообще никому не верит. Она даже себе не верит. Может быть, только Дине, да и то сомневается.
Потому что как же доверять человеку, который может умереть в самый неподходящий момент?
* * *
...Ты прости, что я не пишу, но у меня тут было временное помешательство, Мишка тебе рассказывал, я думаю. Вряд ли он бы удержался, чтоб не наябедничать.
Знаешь, если он за эту неделю со мной не развелся, то, наверное, действительно любит. Будем считать, что это я провела разведку боем. Непонятно, как жива осталась: если бы Мишка меня прибил по ходу дела, я бы не удивилась. Он со мной неделю сидел, никуда не отходил. Я даже в душ без него идти отказывалась, потому что душ — очень опасное место, ты в курсе? Там практически из любого отверстия может выползти змея. А из стока для воды даже три змеи одновременно могут выползти. И все ужасно ядовитые, как ты понимаешь.
В общем, наша ванная комната оказалась на самом деле рассадником ядовитых гадов, я даже не понимаю, как мы живы-то остались за три года жизни в таком опасном месте.
Сейчас меня уже поотпустило, я уже отваживаюсь купаться в одиночестве, но сегодня заметила, что купаюсь в крутом кипятке. На вопрос «Зачем?» в голове немедленно появился четкий и ясный ответ: чтобы отпугнуть змей. Змеи не любят слишком горячую воду, ты знала? Я, судя по всему, знала.
А то, что от горячей воды может быть выкидыш, меня гораздо меньше волнует: змеи страшнее.
В общем, я закручинилась и направилась в библиотеку, чтобы почитать какую-нибудь умную книжку про фобии. Примерно через час я отчаялась и пошла пить кофе, утешая себя Мишкиными словами о том, что рожу — поумнею обратно. Ну вот, сижу я в кафе, пью кофе с бубликом, и тут подсаживается ко мне какая-то тётка, тоже с бубликом. Она видела, что я читаю про фобии, и
