"Причуды" же заключались в том, к примеру, что однажды к обеду подали большую корзину свежей клубники. Это после того, как Гретхен обмолвилась, что любит начало лета, пору созревания клубники. Организовать начало лета даже Кренстону было не под силу, а вот корзину клубники - пожалуйста. Причем непременно из Франции, из Тулузских знаменитых оранжерей. И это поздней осенью, когда холодный ветер носится по саду, свистит в голых ветвях яблонь, а туя, ели, плющ - те деревья и кустарники, чья зелень не боится холодов, совсем потемнели от дождей, и кажется, что им было очень неприютно под хмурым, суровым небом.
Сэр Кренстон будто задался целью - беспрестанно радовать чем-нибудь Гретхен, и в намерениях своих он преуспевал, выдумки ему хватало. О таких мелочах, как добрых десятка два всевозможных журналов, газет и каталогов, и говорить-то не стоит. Почтовая карета теперь почти ежедневно навещала гациенду Кренстона, доставляя в Тополиную обитель новости большого мира новинки литературы и науки, светские сплетни, каталоги аукционов предметов искусства и недвижимости, модные журналы, бандероли с нотами. В гациенде появились белошвейка и кружевница. Специально для Гретхен они выбирали ткани и прочие аксессуары по каталогам с прилагаемыми образцами, а затем пополняли гардероб Гретхен платьями, которые на любом великосветском приёме стали бы предметом активного обсуждения завзятыми модницами в силу своей элегантности, изящества и неповторимости.
Однажды к Тополиной обители подошли бродячие музыканты. Кренстон велел их обогреть, накормить, привести в надлежащий вид, а вечером в большом салоне состоялся концерт. Сэр Тимотей был чрезвычайно рад, видя, что смог доставить Гретхен истинное удовольствие. Скрипач был просто великолепен, по-настоящему талантлив, и Гретхен самозабвенно слушала его игру, и глаза её светились искренней радостью.
А по прошествии какого-то времени сэр Тимотей объявил Гретхен, что вечером её ждёт сюрприз.
- Сюрприз? Ах, господин Кренстон, вы так неистощимы в своих выдумках, что даже пугаете меня, - улыбнулась Гретхен.
- О, нет, не пугайтесь! Не огорчайте меня, Гретхен, я вовсе не хочу, чтоб вы боялись! Я хочу порадовать вас. Но я попрошу вас выполнить одну мою просьбу.
- В чём она заключается?
- В вашей комнате вы найдёте платье. Наденьте его к ужину.
- Новое платье? Господи, Кренстон! Зачем мне столько нарядов?!
- Мне нравится доставлять себе удовольствие. Да, прежде всего, себе. А вы что думали? Я эгоист, милая Гретхен.
- И эгоист, и самодур - я помню. Но, прежде-прежде всего - вы хитрец, господин Кренстон!
Сэр Тимотей рассмеялся и спросил:
- Но вы намерены исполнить мою просьбу?
- Как же я могу её игнорировать?
Однако, платье, которое она обнаружила у себя, и в самом деле, вызвало у Гретхен тревогу. Что мог задумать Кренстон, предлагая ей выйти к ужину в бальном платье изумительной красоты? Гретхен беззвучно охнула и прикрыла рот ладонью, когда взгляд её упал на ореховый, инкрустированный столик - на чёрном бархате в большой шкатулке блистал жемчуг. Любая женщина на её месте с восторгом принялась бы разглядывать платье, с упоением извлекать украшения из шкатулки и любоваться ими. А Гретхен стояла, глядела на эту роскошь и терялась в догадках. Безусловно, подарок был царственно хорош! Наряд был изготовлен с тонким вкусом, виртуозно подобраны украшения к нему, но Гретхен чувствовала себя виноватой, неблагодарной - ведь Кренстон хотел обрадовать её, но она не испытывала не то что самозабвенного ликования, а даже никакой особой радости.
Габи и обе портнихи начали одевать Гретхен задолго до ужина. Первая юбка была сшита из тяжелой ослепительно белой парчи, вторая изготовлена из паутинно-тонкого серебряного кружева столь нежного, что оно казалось сплетенным из лунного света. В изящный замысловатый рисунок вплетались крохотные жемчужинки, и казалось, что ткань светится, переливается перламутровым светом.
А Габи уже застегивала на Гретхен корсаж из белой парчи. Серебристо-белая пена кружев окутала обнаженные плечи, оттеняя нежную смуглость кожи. Волшебное мерцание дивного колье как будто заставило светиться плечи и грудь. Темные волосы ниспадали мягкой волной и поднятые вверх приоткрывали стройную шею. У Габи оказался талант искусного парикмахера, и из роскошных волос Гретхен, жемчужных нитей и заколок она сотворила элегантную прическу.
Когда Гретхен была полностью одета, женщины отступили от неё и с восхищением её рассматривали. У Габи на глазах вдруг заблестели слезы, она прижала ладони к щекам и прошептала:
- Мисс Гретхен! Вы божественно, ангельски прекрасны! Я не видела никого прекраснее вас!
Гретхен повернулась к зеркалу, придирчивым взглядом окинула себя. Она не нашла, к чему можно бы придраться, ну, разве что лицо было чуть бледновато - она позволила слегка подкрасить себе ресницы и брови, но от румян отказалась. И вдруг явилась мысль: "Золотят пёрышки птичке в клетке". Гретхен едва не топнула ногой, до того разозлилась на себя за эти мысли. Никакая она не птичка в клетке - снимай это платье и лети на все четыре стороны, коль желаешь! И Кренстон ничего не золотит - со всей искренностью, сердечностью, щедростью стремится порадовать её, а она только знай себе куксится. "Дрянь неблагодарная! - выругала себя Гретхен. - Ты-то можешь порадовать его за всё, что он для тебя сделал?!"
Глядя на себя, Гретхен едва приметно усмехнулась - щеки от гнева покрылись румянцем, глаза загорелись особым светом. При желании это можно принять за проявление волнения, восхищения, смущения... "Любовь с превеликой готовностью желает обмануться", - подумала Гретхен.
Глава сорок восьмая
Кренстон предстаёт в ещё одной своей сущности
Гретхен спускалась к ужину теперь уже без особого волнения - вспышка гнева на саму себя подействовала благотворно. Каких опасностей она ждёт? Признания Кренстона в любви к ней? Разве любовь его всё ещё для неё секрет? Она получила тысячи знаков, раскрывающих его чувство к ней, между ними давным-давно всё сказано, это понимают они оба. Так что признание - лишь формальность. Или она боится предложения руки и сердца? Это только определит её место в доме, который она, согласно всем нормам приличия, должна бы давно покинуть. Но она остается в доме одинокого мужчины, ясно давая тем самым понять, что очень рассчитывает получить предложение и остаться здесь навсегда. Гретхен саркастически усмехнулась: "И при этом ты способна трепетать, ждать с испугом его предложений? Лицемерка! Именно так должна ты выглядеть в глазах Кренстона! Поистине, любовь слепа! Но тебе любовь глаз не застит, так называй свои поступки должными именами".
Все эти горькие мысли в миг отлетели прочь, когда слуга с бесстрастным лицом открыл перед ней створки двери в большую столовую залу. Сэр Кренстон обернулся к ней, и Гретхен остановилась, едва шагнув в дверной проём, сердце её заколотилось. Он был прекрасен.
В костюме сэра Кренстона сочетались те же цвета, что в платье Гретхен, и пышность его удивительным образом соединялась со строгостью. Камзол из серебряной парчи облегал фигуру, подчеркивая великолепное телосложение. Шейный платок переходил в жабо из трёх рядов воланов белоснежных кружев с маленькими жемчужинами, подобных тем, которыми было отделано платье Гретхен. На поясе была закреплена шпага в усыпанной жемчугом перевязи.
Приблизившись к Гретхен, он снял мягкую шляпу с белыми перьями и склонился перед ней с такой грацией и изяществом, которые сделали бы честь любому светскому льву, завсегдатаю высоких приёмов. Затем он выпрямился во весь свой рост и подал Гретхен руку. Только теперь она смогла отвести глаза от него и увидеть убранство зала. До сих пор она не видела ничего, как и слуг, толпившихся у незакрытой двери, с удовольствием и восхищением глядевших на дивно прекрасную пару. Но достаточно было мимолетного взгляда Кренстона, чтобы створки сошлись, оставив их наедине.
- Сэр Кренстон, вы... ждёте гостей? - растерянно спросила Гретхен, обводя глазами залитую светом залу, с торжественной парадностью накрытый стол.
- Я ждал только вас, великолепная Гретхен, - проговорил сэр Тимотей, этот вечер только для вас.
- О, Боже... Мне казалось, что я уже ничему не удивлюсь! - в замешательстве выговорила она. - Но вы... вы снова и снова находите способ ошеломить меня...
Сэр Тимотей проводил Гретхен к её месту. Сегодня никто не прислуживал им за столом, они оставались вдвоём, и сэр Тимотей сам наполнял бокал Гретхен и ухаживал за нею. Несколько минут молчания дали ей возможность прийти в себя и, насколько возможно, вернуть присутствие духа - на этот раз Кренстон заставил её потерять самообладания. Она привыкла к нему домашнему, простому. Не особенно задумывалась о его социальном статусе и о том, богат ли он. Сэр Кренстон содержал большой дом, не отказывая себе в удобствах, владел поместьем, но такой образ жизни свидетельствовал, скорее, что достаток его обеспечивает скромное существование сельского дворянина, не более. Как-то само собой в сознании Гретхен сложилось мнение о том, что Кренстон не очень богат, однако достаточно, чтобы чувствовать себя спокойным за завтрашний день. А в последнее время он так безоглядно тратил деньги, что состоянию средних размеров это должно было бы наносить довольно тяжёлый урон. Но Кренстона, похоже, это мало удручало. И вот сегодня он предстал перед Гретхен в ином виде, который нисколько не казался чужой ролью, взятой на время. Кренстон чувствовал себя самым естественным образом - в каждом жесте, в манере носить это великолепное платье, во всём абсолютно он был аристократом до кончиков ногтей.
