правильно.
– Что именно?
– Насчет вас. Красивая, совершенно очаровательная молодая пара.
– Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
– Конечно. У тебя уже заготовлена тема?
– Пока нет. Просто неохота весь вечер слушать, как ты агитируешь меня за Ханну. Это все ненадолго, поэтому не старайся.
– Меня не покидало ощущение нереальности происходящего, – призналась Люси.
– В самом деле?
– Оттого, что ты здесь с ней.
– Я же именно об этом тебя спрашивал! И ты сказала «нет»!
– Помню. Мне подумалось, что в данном случае легче будет покривить душой.
– Ну не знаю, – печально протянул Джозеф. – Лично мне было хорошо.
– По-твоему, нам с тобой лучше вообще не видеться? – спросила Люси.
– Нет. По-моему, нам еще рановато встречаться вчетвером.
Люси рассмеялась:
– Не могу представить, чтобы вы с Майклом беспечно болтали за ужином.
– Да, я тоже, – сказал Джозеф.
– Прикалываешься?
– А ты? Кстати, вы с Майклом встречаетесь официально?
– До среды – неофициально. В «Телеграф» должно появиться объявление.
– Я как раз гадал, как вы, ребята, обставляете такие вещи.
– «Вы, ребята»? С каких это пор я стала «вы, ребята»? А ты почему не «вы, ребята»?
– Не стыкуется.
– Почему же?
– Потому, что «вы, ребята» не включает меня. «Я, ребята», что ли? Тоже как-то не звучит.
– А как начет «мы, ребята»? Или просто «мы»?
– Считаешь, я и ты – это «мы»? Ни с какого боку. В этом и была загвоздка. Мы были вместе только в постели да перед теликом.
Он сам не понимал, отчего так распалился, но прибавил звук и почувствовал, как вспыхнули щеки.
– Тебе хотелось большего?
– А тебе?
– Я первая спросила, – сказала Люси.
– Об этом я даже не думал. Знал, что такое невозможно. А сейчас задумываюсь об этом чаще, чем прежде.
– Почему, как ты считаешь?
Почему? Да потому, что в последние месяцы он, не сумев полюбить ту, что рядом, мысленно переносился в прошлое, причем даже не к той, которая была до нынешней, хотя в каждом случае неспособность оказывалась разной. Люси – белая, старше его годами, и это ставит определенные барьеры; Ханна – студентка и, не в пример ему, птица высокого полета, а это большая разница. Неужели все дело в том, что он не учился в универе? То есть не совсем так: учился, но недолго, всего несколько недель. Поступил на факультет физической культуры и спорта, но даже трехгодичный курс обучения требовал такого банковского займа, который показался ему неподъемным, тем более что он слабо представлял, чем будет заниматься, получив специальность. И хотя мама всячески его поддерживала, даже она вздохнула с облечением, когда он бросил учебу. И с тех пор его не покидало чувство, что он всегда будет тянуться к женщинам более высокого полета.
Но сейчас с ним творилось что-то неладное, серьезное во всех смыслах. Он никогда не признавался в любви своим подружкам. Так уж повелось, и все тут. Скажешь девчонке, что любишь, – она, чего доброго, не так поймет, причем даже не важно, как именно, – ясно же, что у них любовь, уж какая ни на есть. Эти слова, насколько он понимал, законной силы не имели, но накладывали определенные обязательства, отчего отношения как-то искажались. Теперь он понимал, что полюбил Люси и продолжал ее любить, даже когда замутил с Ханной, однако при этом полагал, что его любовь не так уж связана с единобрачием, сексом или чем-либо иным. Короче. В этом и заключался ответ на вопрос Люси.
– Не знаю, честно.
Так прозвучал самый подходящий ответ.
– Раз так, – ответила Люси, – у меня пропадает всякое желание говорить, по какой причине я сама об этом думала.
– Ты и не обязана.
– Знаю.
– Ты когда-нибудь плавала тут голышом? – спросил Джозеф.
– Если ты считаешь, что это полная перемена темы, я с тобой не согласна.
– Ага. Понимаю тебя. Тогда так. У вас тут есть нарды?
Она рассмеялась:
– В нарды не играю. Либо я буду с тобой трепаться, либо пойду спать. Никто не заставляет нас тянуть время.
– И это правильно.
Наступила долгая пауза. Джозеф встал и поддел ногой мяч, плававший в углу бассейна. Несколько раз его отчеканил, а потом мягко опустил на траву.
– Я собираюсь поделиться с тобой своими мыслями, – сказала Люси. – И не стану возражать, если после этого ты вскочишь в первый же утренний поезд.
– Не дождешься, – ответил Джозеф.
– Спасибо.
– Это я к тому, что никакие твои слова не заставят меня сорваться раньше срока. А если мне что-нибудь не понравится, я передвину шезлонг к другому борту и так просижу весь день. Здесь такой кайф.
– О’кей. Как ни странно, ты меня приободрил.
Он занервничал. То, что она собиралась сказать, назад будет не вернуть, как и почти весь треп, который для него заменял собой разговоры.
– Я не могу представить себя рядом с Майклом.
– Вот как?
– С виду все хорошо. Мило. С ним удобно выходить в свет. В хорошие рестораны. В кино. И так далее.
– Беседовать о книгах.
– Наверное. Он рассказывает о переводной литературе, которая может меня заинтересовать. И наверняка знает, что говорит. Но я не могу представить, что возьмусь за эти книги. Одна из них написана на французском без единой буквы «е».
– Правда?
– Видимо, да.
– Ну, то есть так и было задумано?
– Вряд ли это случайность. Не мог же автор по забывчивости избегать слов «он» и «она» на нескольких сотнях страниц.
– По-французски «он» будет «il», разве нет?
– Да, зато «она» – «elle».
– А, точно.
– И определенный артикль – «le». Ну да все равно я буду читать это по-английски.
– А в переводе тоже нет буквы «е»?
– Скорее всего.
Джозеф достал из кармана телефон.
– Как фамилия этого придурка? Хочу посмотреть, что о нем пишут [13].
– Мы можем на время это отложить?
– Ох. Да. Извини.
Он понимал, что разговор предстоит тяжелый, а то и опасный, если не хуже. Но у них с Люси не так уж часто заходила речь о литературе, тем более о французской. Ему подумалось, что неплохо было бы поддержать такую беседу, пусть даже он не собирался читать эту белиберду.
– Ты не можешь представить себя вместе с Майклом.
Люси подняла на него удивленный взгляд:
– Точно подмечено.
– Я не то хотел сказать.
– А что же? – удивилась Люси.
– Да нет. Это ты сказала. Перед тем, как завести речь о французской книге.
– А. Верно. Да.
Она, похоже, сникла. Вероятно, ей хотелось, чтобы Джозеф, воспользовавшись моментом, сказал, что Майкл ей совершенно не подходит.
– Значит, существует какая-то… не знаю, как выразиться… – запнулась она. – Какая-то энергетика. Я чувствую, что должна постоянно вести себя примерно. Слишком по-взрослому.
– Ты и есть взрослая, так?
– Так, да не так. Когда у тебя дети, все неоднозначно. Они тянут тебя вниз – туда, где можно отпускать дурацкие шутки, пукать, драться. Жизнь и так чересчур сложна, даже без книжек, где нет буквы «e».
Теперь он уже не понимал, стоит возвращаться к этому французскому писаке или нет. И решил, что не стоит.
– Если коротко, на свой внутренний мир повлиять трудно, так мне кажется. Это тоже важная часть жизни.
– Но очень небольшая. Существует ведь обширный внешний
