хорошо. Где-то потеряешь, где-то обретешь.
Я сразу исключаю «Арену путешествий», потому что, как сказал Матео, в это время там полно народу. Так что, если через несколько часов мы все еще будем живы, то по крайней мере не потратим время стоя в очереди. По сути, придется подождать, пока стадо поредеет. Жестоко так думать, но это ведь правда. Не важно, чем мы сейчас займемся, главное, чтобы это не было пустой тратой времени, как «Жизнь в моменте». Сто процентов, идея Матео связана с благотворительностью. Хотя, может, он втайне списался с Эйми и организовал встречу, чтобы мы с ней все утрясли, прежде чем я сыграю в ящик.
Целых десять минут, не меньше, мы провели в квартале Челси, в парке рядом с пирсом. Я сегодня стал тем, кого сам ненавижу: пешеход, который волочит велосипед по велодорожке, при том что рядом, разумеется, есть дорожка для пешеходов и бегунов. Моей карме теперь точно капец, инфа сотка.
Матео ведет меня к пирсу, и я останавливаюсь.
– Хочешь спихнуть меня в воду? – спрашиваю я.
– Да ты будешь потяжелее меня, – отвечает Матео. – Расслабься, тебе ничего не грозит. Ты сказал, что прощание с прахом родителей и сестры тебе не особо помогло, и я подумал, что здесь ты сможешь обрести успокоение.
– Они погибли по пути на север штата, – говорю я. Надеюсь, те дорожные заграждения, через которые таким нелепым образом перемахнула наша машина, уже восстановили. Хотя кто его знает.
– Для этого не обязательно ехать на место аварии. Может, достаточно будет просто оказаться у той самой реки.
– Не очень понимаю, что я должен из этого извлечь.
– Я тоже, так что, если тебе тут некомфортно, мы можем развернуться и пойти заняться чем-нибудь другим. Просто на кладбище я почувствовал умиротворение, которого не ожидал, и теперь хочу, чтобы и ты испытал это чудо.
Я пожимаю плечами.
– Ладно, раз уж мы здесь. Чудо, приходи.
На пирсе нет ни единой лодки, и он простаивает зазря, точно пустая парковка. В июле я приезжал на один из пирсов чуть севернее отсюда с Эйми и Тэго, потому что они хотели увидеть скульптуры на набережной, а потом через неделю вернулся туда снова, уже с Малкольмом, который не смог поехать с нами в первый раз из-за пищевого отравления.
Мы идем вдоль пирса. Настил у него, к счастью, не дощатый, а то я бы боялся на него наступить. Кажется, я подхватил у Матео его паранойю, точно вирус. Пирс устойчивый, сделан из бетона, не какая-нибудь шаткая белиберда, которая так и норовит под тобой провалиться, но вы не стесняйтесь, делайте ставки, может, это оптимизм играет со мной злую шутку. Мы доходим до самого края пирса, и я хватаюсь за серебристо-серое стальное заграждение, а потом наклоняюсь вперед и смотрю, как под ногами течет река.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает Матео.
– Так, будто весь этот день – один большой розыгрыш, подстроенный миром специально для меня. А ты актер, и в любую минуту родители, Оливия и плутонцы выскочат из какого-нибудь минивэна и закричат «Попался!». Я бы даже не сильно разозлился. Сначала обнял бы их и только потом убил бы.
Звучит забавно, если оставить за скобками расправу.
– Значит, все-таки сильно, – говорит Матео.
– Ты не представляешь, сколько времени я потратил, злясь на свою семью за то, что они меня бросили, Матео. Все кругом трындят налево и направо про комплекс вины выжившего, и я все, конечно, понимаю, но… – Я никогда не говорил об этом с плутонцами, даже с Эйми, пока мы еще встречались, потому что это слишком невыносимо. – Но, блин, на самом деле покинул их я. Это я выбрался из тонущей машины и уплыл. Хотя я до сих пор не уверен, был ли то в самом деле я или просто какой-то сильный рефлекс. Мы же не можем долго держать руку над огнем, мозг обязательно отдаст команду ее отдернуть. Так вот, кажется, что проще всего на свете было бы утонуть тогда вместе с семьей, пускай Отдел Смерти мне и не звонил. А если я мог умереть почти без труда, значит, быть может, и моя семья могла постараться, сделать невозможное и выжить. Вдруг Отдел Смерти ошибся!..
Матео подходит ближе и кладет ладонь мне на плечо.
– Не надо так себя мучить. На «Обратном отсчете» есть целые разделы для Обреченных, которые убеждены, что они особенные. Когда звонит Отдел Смерти, это конец. Конец игры. Ты не мог ничего поделать, и твоя семья тоже не могла поступить иначе.
– Я мог бы сесть за руль, – огрызаюсь я и стряхиваю его руку с плеча. – Оливия мне сразу предложила, едва я за ними увязался. Мол, тогда машиной не будут управлять «руки Обреченного». Но я слишком нервничал, слишком злился и слишком остро чувствовал свое одиночество. Я мог бы выиграть еще несколько часов жизни для своей семьи. Может, они не сдались бы так быстро, когда ситуация казалась безвыходной. Когда я выбрался из машины, они просто остались на месте. Не боролись ни секунды, Матео. – Они беспокоились только о том, чтобы вылез я. – Папа первым делом потянулся к моей дверце, то же самое сделала мама с заднего сиденья. И ведь это не потому, что мою руку как-то там зажало. Я просто замер, потому что наша гребаная тачка улетела в реку, но потом взял себя в руки. А они просто сдались, едва открылась моя дверь. Оливия даже не дернулась к выходу.
Меня заставили ждать на заднем сиденье скорой, обернув пахнущим хлоркой полотенцем, а команда спасателей в это время вынимала из реки нашу машину.
– В том, что случилось, не было твоей вины. – Матео низко опускает голову. – Я дам тебе минутку побыть наедине с самим собой, но буду ждать. Надеюсь, тебе это действительно нужно. – Он отходит, увозя в сторону мой велик, раньше, чем я успеваю ему ответить.
Мне кажется, что минуты мне не хватит, но тут, сдавшись, я начинаю плакать так, как не плакал уже многие недели. Я колочу по заграждению кулаками, снова и снова бью по перекладине, потому что моя семья погибла, потому что мои лучшие друзья за решеткой, потому что моя бывшая девушка нам нагадила, потому что у меня появился крутейший друг, но нам не дано провести друг с другом даже полного дня. Я останавливаюсь, ловя ртом воздух, как будто только что уделал десятерых амбалов. Мне не нужна даже фотография Гудзона, поэтому я поворачиваюсь к нему спиной и иду
