в отделе и спрашивал, с кем мне придётся сотрудничать, происходило следующее:
– А что, разработчику трудно самому прийти?
– Нет, я пришёл.
– Понятно, Вас как зовут?
– Алек.
– Алик, хорошо, Алик, подожди чуток, – после этого начальник снимал трубку, накручивал номер и говорил:
– Григорий Дмитриевич, привет, это гидравлик (электрик, охрана труда) тебя беспокоит. Слушай, кто у тебя участком металлопластмассовых втулок занимается? Рейн, а, понял, Гарри Моисеевичу в пару, шучу, шучу. А чего, ему самому тяжело до меня дойти, пацана прислал, – затем начальник поднимал голову и спрашивал: – Как Ваша фамилия?
– Рейн, Алек Рейн.
После этого меня знакомили со специалистом, который в дальнейшем вёл работу по этой теме.
Поначалу меня водили носом по моей писанине, указывая на то, что так технические задания не составляются, объясняли, как надо, я переписывал, вникал в нюансы работы гидравлических, пневматических, электрических систем, и начиналась предметная работа.
Через полгода в очереди в столовой я услышал, как у меня за спиной шептались две девчонки: «вон, видишь, парень в чёрном свитере, он вторую по объёму тему в институте ведёт, а сам только на четвёртом курсе в институте учится». Не знаю точно, была ли эта работа второй по объёму, но то, что она была не последней, – это точно. Но скажу, не соврав: меня это вообще не занимало никак, мне думать об этом было некогда, крутился как заяц – было страшно интересно.
Из-за острой нехватки времени, скорее, даже из-за того, что постоянно думал о работе, я получил пару на экзамене по горячей объёмной штамповке – единственную двойку за все годы обучения. Читал нам курс ГОШ Владимир Григорьевич Кондратенко – блестящий специалист в этой области и отличный мужик. Я, признаться, курс его слушал вполуха – занимался холодной листовой штамповкой и менять профиль не собирался, зачем, думаю, мне голову забивать, на троечку как-нибудь да сдам. И сдал бы кому-нибудь другому, но Владимиру Григорьевичу – шалишь. Вопросы-то все, по сути, были ерундовые, помнится, один вопрос назывался так: «Выталкиватели заготовок на прессах для ГОШ». Так как я понятия не имел, как они выглядят, я напридумывал этих выталкивателей с десяток, думал, вдруг угадаю. Не угадал. Потом я из интереса глянул, что это такое – оказалось, проще гороха, на кривошипном валу пресса маленькая кулиса, при повороте вала в верхней точке она наезжает на толкатель – и привет – деталь отлипла. А тогда выслушал меня, молча взял зачётку, полистал её и поставил неуд. Что ж тут поделаешь, я не расстроился, а даже слегка загордился, всё ж таки первая пара, а то мужики смеются, говорят, какой ты студент, институт закончишь и двойки ни одной не получишь. Это был последний экзамен зимней сессии, пошли в стекляшку в Булонский лес, отметили сдачу сессии, поржали над моей первой парой.
На следующий день на работе ко мне подошла девчушка, у нас были приятельские отношения, она заканчивала дневное отделение нашей кафедры и проходила практику у нас в отделе. Подошла и рассказывает:
– Слушай сижу вчера на кафедре у Шубина 6, подходит Кондрат и говорит: «Ты почему Рейну пятёрку поставил по ХЛШ?» – «Он знал – я поставил. Натянул, может быть, немножко». – «Слушай, он мне вчера сдавал, ничего не знает, я ему пару поставил. Ну, ты ведь знаешь, так не бывает, если у студента по одной специальности знаний нет, то он и по другим, как правило, ничего не смыслит». – «Володь, это же вечерники, у них так бывает, может, он по специальности работает». Повернулся и ушёл, недовольный. Ты смотри, к пересдаче подготовься, не сдашь – засушит тебя, он мужик вредный.
Решил постараться подготовиться получше – готовился по экзаменационным билетам Кондрата, которые Володька Павлов, работавший в Технилище на кафедре, дружественной нашей, как-то раздобыл ещё перед экзаменами группы. Я, как человек очень умный – слава богу, курс по теории вероятности был уже пройден и отмечен высокой оценкой, – не стал даже проглядывать материал к билету, который попался мне при первой сдаче, тут нечего время тратить понапрасну, нечего гадать – вероятность того, что тот же билет выпадет снова, невелика.
Явился на пересдачу я в отличном настроении, всё у меня ладилось, материал я знал более-менее, был уверен – проскочу. В аудитории мы были вдвоём, я положил зачётку перед Кондратом, взял билет, пошёл к столу, по дороге заглянул в билет и чуть не сел мимо стула – это был билет номер двадцать, тот самый билет, на который я не смог ответить при первой сдаче и который я не стал учить, опираясь на знания теории вероятности и следуя простой логике. Посидев в растерянности пару минут, понял, что ничего не высижу, поднялся и пошёл назад. Владимир Григорьевич, продолжая изучать мою зачётку, поинтересовался:
– Что, уже готов?
Я начал мямлить про то, что я готовился, про теорию вероятности, невезение и готовность рассказать что-нибудь другое, не из двадцатого билета. Кондратенко, положив мою зачётку на стол, посмотрел на меня грустными глазами и произнёс:
– Ну, садись, давай поговорим.
И стал меня расспрашивать про мою жизнь, как я поступил в Технилище, как попал именно на кафедру обработки давлением, где работаю, чем занимаюсь. Заметив обручальное кольцо, поинтересовался, есть ли у меня дети. Ни одного по билету он не задал, немного поговорили об обработке давлением вообще, но спрашивал не по билетам – скорее его интересовала моя общая осведомлённость в ковке и горячей штамповке, а затем спросил:
– А почему ты не хочешь изучать горячую объёмную штамповку?
Я рассказал, что я думаю, и он ответил:
– Ты не прав. Лишних знаний не бывает, тем более что ты работаешь в профессии и хочешь продолжать в ней трудиться. Когда-нибудь ты пожалеешь, что плохо ознакомился с моим предметом.
Затем раскрыл зачётку, поставил мне оценку «хорошо», попрощался, велел передать привет Григорию Дмитриевичу и вышел. Признаться, я опешил.
А участок штамповки металлопластмассовых втулок был запущен на Кинешемском автоагрегатном заводе через год уже без моего участия, жаль, мне было бы очень интересно посмотреть.
***
В конце лета сестра жены рассказал, что у её школьной подружки мать работает в детском саду Министерства рыбного хозяйства, который располагался прямо в их доме, в котором жили она с отцом и матерью, то есть с моими тестем с тёщей. Малюсенький уютный детский садик, всё под боком, что может быть лучше? И мать эта обещала оказать протекцию в зачислении сынули в этот райский уголок. У меня состоялся серьёзный разговор с сыном, Мишута
