нехотя согласился обсудить некоторые аспекты жизни нашей, оно и понятно – мужик занятой, не до разговоров со старичьём.
Я рассказал, что денежек в семье совсем немного, а для того, чтобы жить интересно и хорошо, они нужны непременно, и если мама пойдёт работать, то денежек будет больше. Сказал ему, что он уже большой парень и в детском саду ему будет интересно, в общем, мы договорились попробовать. Конечно, он волновался, маленький же, было ему на тот момент три года семь месяцев, но пошёл без рёва – мужик. Первые несколько дней он слезу пускал: и когда собирали его и вели в садик, и когда забирали – надо же доиграть, но не истерил. Когда у меня была возможность я сам забирал его, придя, просил воспитателя вызвать его, Мишанька, разгорячённый игрой, выскакивал в коридорчик, где родители дожидались своих отпрысков, увидев меня, как правило, говорил:
– Сейчас, ещё чуть-чуть.
Обычно, дав ему возможность ещё с немного порезвиться, я аккуратненько, с помощью воспитательницы извлекал его из кучки ещё не разобранной малышни, и мы шли домой.
Мне нравилось идти вечером с ним рука об руку домой в девяносто девятый, беседовать, обсуждать что-то по-взрослому. Зимой, если было холодно, я старался говорить больше, боялся, что при разговоре он застудит горло.
Однажды во время такого зимнего похода от дома восемьдесят девять до дома девяносто девять мы увидели очень интересную картину. Шли мы обычно по тротуару вдоль трамвайных путей, расположенных параллельно проспекту Мира, беседуя с сыном, я поглядывал по сторонам и обратил внимание, что по стороне проспекта Мира, идущей в центр, нет движения совсем, в то время как по полосе, идущей в область, движение было довольно оживлённым. Пройдя метров двести, прямо напротив магазина «Океан» мы увидели преинтереснейшую картину: в центре обездвиженной полосы спиной к неподвижной армаде автомобилей, конец которой терялся в зимней темноте, стоял пузатый генерал милиции. Такую картину я видел впервые, поэтому мы решили постоять, поглядеть, что будет происходить дальше. Минут пятнадцать ничего не происходило, таких праздношатающихся зрителей собралось человек двадцать, как вдруг со стороны центра показались две стремительно приближающихся машины, которые, приблизившись, оказались двумя правительственными Зилами. Когда они подъехали к нему на расстояние около двадцати метров, генерал отдал честь и изобразил руками жест регулировщика, предписывающий поворот налево. Автомобили свернули налево и прямо по заснеженному газону подъехали к входу в магазин. Вся глазеющая толпа ринулась к магазину и облепила стёкла «Океана», но два крупных мужика, неожиданно материализовавшихся из вечернего сумрака, негромко, но убедительно рявкнули:
– Освободить проход.
Все мы, как люди законопослушные, властью пуганые, но всё равно наглые, моментально забрались на сугроб, оттуда всё было видно ещё лучше, хоть и на полтора метра дальше. Из первой машины вышли два человека в демисезонных пальто и прошли в магазин, их сопровождали три двухметровых мужика, надо полагать, телохранители. Приехавшие, войдя в зал, пошли вдоль холодильников, главный иногда заглядывал в них, останавливаясь и беседуя с каким-то перепуганным кавказцем, судя по всему, с директором магазина, лицо которого было белее его ослепительно белого халата, не помогала даже характерная смугловатость. Когда они подошли поближе к нам, в главном мы узнали Председателя Совета Министров СССР Косыгина Алексея Николаевича, пройдя треть расстояния, Косыгин повернулся и, судя по всему, что-то сказал телохранителю, наша галёрка выдвинула предположение, что он велел охране не задерживать покупателей, похоже, так оно и было, потому что охранник в ответ на реплику развёл руки в стороны, повернулся вполоборота к покупателям, теснившимся у начала прохода, и сделал приглашающий жест. Но наш народ не так-то прост, никто не поддался на эту дешёвую провокацию, за исключением одной не в меру любопытной бабёнки. Знаем мы эти штучки. Типа проходите, проходите, пойдёшь, а там Косыгин – опа – и подставил свой ботинок лакированный, наступил на него случайно – и кирдык: или умысел на теракт накрутят, или порчу государственного имущества в особо крупном размере, ботинок-то дорогой, но он его не покупал, всё государственное. А там всё: суд, ссылка, тюрьма, Сибирь.
И покупатели молодцы, никто не дрогнул, стояли стеной, не моргая.
Телохранитель тоже своё дело знал нехило, типа проходите, проходите, но, сука, так раскорячился в проходе, что сперматозоид не протиснется, однако одна бабёнка всё ж таки пролезла. И так шустренько, в одно холодильное корыто нос сунула, потом в другое, и глядь, а она уже под мышкой у Председателя Совета Министров СССР шебаршит, чой-то ищет. Ну, Алексей Николаевич – известный демократ, поначалу, может быть, даже хотел склеить её, но потом смотрит – уж больно суетная, решил просто поговорить. Что-то её спрашивал, а она радостная такая, всё лыбилась и головой кивала. Видать, рассчитывала, что что-нибудь под шумок похлебить удастся, ну, там, балычка или икорки, да где там. Кончил с ней говорить, обошёл торговый зал, сел в Зил – и только его и видели.
На второй день тёща рассказала, что директору магазина руки закрутили и прям на одном из Зилов увезли на Лубянку. Ну, это враньё, с собой его никто не увозил, это точно, а вот то, что его в подвале в тазу с икрой утопили, это мы прямо самолично с сугроба видели.
Тогда только что прогремело масштабное уголовное дело под название «Океан», то ли в сети этих самых магазинов, то ли в рыбной отрасли, но тырили как-то не по чину, ну и как в песне: «тут гоп-стоп, облава, заштормило море, до свиданья, Клава, я вернуся вскоре».
Месяца через полтора-два стояли с пацанами, курили перед началом занятий и трепались в прихожей кафедры, был там такой небольшой «предбанничек», используемый в зимне-осенний период в качестве курилки (в наши времена курение на территории института не возбранялось), наша кафедра, как одна из старейших кафедр института, располагается в отдельно стоящем здании, находящемся во внутреннем дворе института. Преподы стояли там же, обсуждали, как им добыть чертежи и описание какой-то печи для нагрева заготовок, вдруг Кондратенко повернулся ко мне и спросил:
– Алек! А ты, помнится, говорил, что в НИИТавтопроме работаешь?
– Да, работаю.
– Слушай, там ваши печники спроектировали печь безокислительного нагрева в кипящем слое, очень интересный проект. Мы просили их поделиться – не дают, что-то жаба их душит. Не поможешь?
– Конечно, Владимир Григорьевич.
Тут интересы кафедры совпадали с моими – мне надо было делать курсовую по печам, и я решил совместить полезное с необходимым.
В НИИТавтопроме дать материал к курсовой работе студенту-вечернику было нормально, сроду никто не отказывал, и я
