ней с самого своего рождения, не так ли?
– Мне кажется, так.
И тут меня настигли мысли о болезни, которая бесконечно терзала сердце моего брата, истощала его, мучала. Его болезнь – белая ведьма. Белая ведьма – война. Белая ведьма – жестокая несправедливость. Я делаю вдох.
– Только в одной этой вашей истории кроется так много разных вещей, мистер Льюис. Я внимательно слушала и записывала все, что вы рассказывали мне, прочла сказки и произведения Джорджа Макдональда. И, конечно, углядела отсылки к древнегреческой, римской, северной мифологии в вашей истории о Нарнии. Там есть и английские сказки, и ирландский фольклор, и… и даже Санта Клаус.
Его громоподобный смех разнесся по гостиной, и я краем глаза заметила, что за окном, испуганная громким звуком, снялась с ветки и унеслась вдаль на своих черных крыльях стайка птиц.
– Точно так, – произнес он, закончив смеяться. – И именно это не нравится моему другу Толлерсу.
Внутри у меня что-то обрывается, и я прячу подбородок в шарф.
– Получается, что ни на один из моих вопросов нет однозначного ответа.
– Да, такое случается весьма редко, мисс Девоншир.
– Мне бы хотелось, чтобы это случалось чаще.
Я подняла глаза.
– А, к примеру, Люси – она же названа в честь кого-то. На первых страницах издания стоит то же самое имя.
– Так и есть. Мою крестницу зовут Люси. Дочь Оуэна Барфилда. Когда я только начинал писать книгу, ей было всего четыре года. Теперь ей уже четырнадцать.
Он одобрительно качнул головой.
После этого воцарилась тишина, и она была настолько долгой, что я уж было подумала, будто он завершил свой рассказ и я исчерпала лимит времени, отмеренного мне его учтивостью. Но он заговорил снова.
– Мэгс, – он впервые обратился ко мне по имени. – мы лишь меняем местами те элементы, которыми Бог благословил нас. Написание книги походит, скорее, не на создание чего-то собственного, а больше на то, как сажают цветы в саду – мы лишь повод для чего-то еще в огромном непрерывном потоке, который течет сам по себе и направляет себя исключительно по собственному усмотрению, если так можно выразиться.
– Течет сам по себе? – задумчиво повторила я.
– Ты помнишь девятнадцатый псалом? – спросил он.
Мне приходится взять пару секунд на раздумье, а потом еще пару, пока я отлистываю страницы своей памяти до тех дней, когда изучала катехизис.
– Тот, что провозглашает величие творения Господа, явленное в устройстве небесного свода?
– Да! Космос как наглядное проявление могущества дел рук Божьих.
– Вы пытаетесь сказать, что со всеми историями происходит нечто подобное? Что все они являются свидетельством… творения Господа? – тут нужно поискать более подходящее слово. – Или истины? Что истории указывают на истинное положение вещей во вселенной, изучением которого занимается физика.
– Отчасти. Мэгс, звезды сделаны из пыли и азота; это всего-навсего газовые шары. Но это не то, чем они являются, – это лишь их природа.
– Я… услышала вас, – произнесла я и задумалась: ведь это именно то, что Джек Льюис хотел бы услышать от мистера Керкпатрика. «Я вас услышал».
Я сознательно избегаю слова «поняла», потому что понимание ко мне пока не пришло.
Во всяком случае, не сразу и не полностью.
– Было ли так задумано, чтобы книга несла какое-то духовное послание? – задала я следующий свой вопрос. – Чтобы действительно сказать так… – я помедлила.
– Мне уже встречались подобные предположения, будто бы я изначально намеревался написать историю, которая была бы сплошной христианской аллегорией, но это безосновательно и не имеет ни малейшей связи с реальным положением дел. Я не смог бы писать так. Как я уже говорил, все началось с картинок, образов; фавн с зонтиком, белая королева в санях, величественный лев. Поначалу в них не усматривалось ничего общего с идеями христианства; это произошло позже и без моего разумения. А по поводу архетипов, – сказал он – ты ведь о них знаешь?
– Знаю, – ответила я – Карл Юнг. Я еще в средней школе узнала о том, что их… сколько же? Двенадцать, стало быть? И каждый из них символизирует типаж человека, главную черту. Кажется, они также представляют собой что-то вроде универсальных структур, которыми определяется человеческая природа? Или… Не уверена, что способна поддерживать полноценную беседу об этом. Хотя это единственный род диалога, который я бы предпочла с вами вести. Я была бы весьма огорчена, сочти вы меня глупой.
– Ты далеко не глупая, Мэгс. А архетипы и есть структуры. И они есть в Нарнии.
Он бросил взгляд на раскрытую записную книжку, что лежала у меня на коленях: она была исписана, в ней оставалось лишь несколько чистых листов.
– Теперь, когда для записи чужих историй почти не осталось места, пришло время тебе самой проживать и писать свои собственные.
Слезы распирали грудь изнутри. Я не хотела, чтобы это заканчивалось, что бы это ни было. Мне нужно было продолжать приносить Джорджу какие-то рассказы. Казалось, только они поддерживают в нем жизнь.
– Не знаю, вернусь ли сюда когда-нибудь, – подавленно произнесла я. – Ощущение у меня такое, будто все уже сказано.
– Ты можешь приезжать к нам в любое время, Мэгс.
– Ощущается так, словно… – я запнулась, пытаясь прорваться сквозь поток своих мыслей в поиске правильных слов, – словно это было что-то исключительно важное.
– Мэгс, любое взаимодействие между людьми имеет вечную ценность.
И, хотя он улыбался, могу поклясться, что в его живых, обычно мерцающих любопытством и интересом глазах, на этот раз блестели слезы.
Автобус подъезжает к остановке в центре Оксфорда. Я выхожу наружу и некоторое время стою одна в непривычной тишине. Большинство студентов на каникулы разъехались по домам. Без толп людей, суетящихся вокруг, кирпичные и каменные здания выглядят куда больше и значительнее. Они неколебимы, как сама вечность, они как будто всегда были здесь и всегда будут, даже когда не станет всех нас. Я старательно пробираюсь сквозь сугробы: очень хочется вернуться домой к ужину.
Я завязываю шарф и затягиваю пальто так туго, как только могу. Шапку я забыла дома у мистера Льюиса, и теперь волосы с каждой минутой становятся все более влажными от тающих на них снежинок, которые падают из закрывающего половину неба облака, разразившегося полноценным снегопадом. Я поежилась. Скоро приду домой и расскажу Джорджу все, что узнала сегодня, хоть мне и кажется, что этого недостаточно.
И никогда не будет достаточно.
Мой путь лежит мимо «Птички», паба, где мистер Льюис когда-то встречался с Инклингами и читал им свои произведения. Сквозь немытое стекло покрытого пылью окна можно
