class="p1">Кристина подняла голову, приставив ладонь козырьком ко лбу. Солнечный свет просеивался сквозь соломенного цвета волосы, образуя вокруг Юлиного лица сияющий ореол. Тот же образ, что и во сне, но нет этих страшных, сверкающих глаз, нет застывшей улыбки, лишь темнеющий овал вместо лица. Осипшим, как с пробуждения, голосом Кристина произнесла «привет», и фраза будто провалилась в глухоту, казалось, сон повторяется, что ни скажи, всё останется внутри, сколько ни старайся, всё равно никто ничего не услышит. Я что, правда уснула? Сколько прошло времени? Рядом на земле стоит пустая бутылка пива. В голове немного шумит, я с трудом представляю, что сейчас творится, хотя, толком-то ничего и не происходит, просто люди общаются друг с другом, а я сижу здесь, под деревом, в мягкой тени, на обочине гигантской тусовки, возможно, это сон, возможно, в данный момент я сплю, мне лишь кажется, что я проснулась, я не могу произнести ни единого слова, ни капли воздуха, фразы рассыпаются, хриплые и хилые, ветхие фразы, у них нет ни единого шанса, это даже не звуки, это даже нельзя назвать голосом, ко мне обращаются, что-то говорят, я не могу ответить, хочу, пытаюсь что-то сказать.
– А ты из какой группы? – спросила Юля.
Значит, это не сон. И бывшее бессвязное полотно начало расступаться – обретая каждая свой собственный облик и голос, из фона выходили фигуры. Мешанина меркла и рассасывалась. Может быть, потому, что Кристина сама становилась её частью?
– Из вашей, – хрипло ответила Кристина и встала на ноги.
– Ну так как, поедешь? – вновь спросил Вова.
– А куда вы собрались? – Кристина потянулась, после чего подняла рюкзак.
– На набережную, – сказала Юля. – Ой, слушай, а как тебя зовут?
Голос у Юли был лёгким, почти неслышимым; он мешался с ветром, и слова быстро развеивались.
– Я Кристина.
– А я Юля.
– Ребя-я-ят, какой сюрприз! – произнёс Вова.
В этот момент к ним присоединилась Настя. Она встала позади Юли.
– Ну что, вы решили? – спросила она, посмотрев на всех.
Перед ней стояла Настя. Одетая так же, как и вчера. Явилась прямо из прошлого. Много ли людей отдают себе отчёт в том, во что одеваются другие? Мы смотрим на лица, как на несменяемые маски, и только изредка осведовляемся, как себя чувствует тот или иной человек из нашего окружения. Лицо – это настроение. Элемент гардероба.
Если я промолчу, то сойду за умалишённую.
Одета так же. И причёска – будто вчерашний день продолжается. Только Кристине кажется, что сутки сменяют друг друга.
Я же видела тебя во сне. Я думала о тебе.
– Да уж… завозила вещи в общагу, не смогла прийти…
Она засмеялась. Я мямлю, теряюсь; стена позади меня рассыпается, обнажая изначальное отсутствие опоры как таковой – как если бы потеряли смысл любые мои действия, от пробуждения до настоящего момента: что я делала, о чём думала, что претерпевала… попытки вспомнить, как реконструировать, утвердить вновь мою собственную жизнь, которая в лице Насти оказывается заурядной и бесполезной. Мне нечего ответить. Я слушаю её смех, не зная, смеятся ли мне в ответ или скорчить злобную гримасу. Она не поймёт меня; она и так меня не понимает.
– Ясно, – произнесла Настя. – Наших не видела?
– Нет, – вымолвила Кристина. – Я только что пришла.
Почти «только что».
Юля не сводила с меня глаз. Дима сказал мне: оу-у-у. Я ответил: пфф. Она не в моём вкусе. Юля смеялась, как помешанная, над собственными шутками, остальные смеялись над Юлей. Особенно Дима с Вовой, словно придурковатость Юли являлась их личным аттракционом. Нет, она была приятной девушкой, симпатичной. Однако… Признаться, летом я думал, что найду себе пару. Как будто это лотерея, и она выпадет, как счастливое число. Но вот сентябрь, жара ещё не спала, а девушки всё нет. Не то чтобы меня смущала эта проблема. Не то чтобы здесь вообще присутствовала проблема.
Оу-у-у.
Круговорот.
Я решил последовать примеру Кристины и свалить отсюда. Набрав номер такси, я направился к выходу. Деньжат вроде бы должно хватить…
– Что, кидаешь нас? – спросила Настя.
Она стояла у выхода. Я её не сразу заметил, она появилась, как тень.
Я замялся.
– Да ладно, ты чего! – Настя улыбнулась. – Ты домой?
– Ага.
– На такси?
– Ну да. Хочешь со мной?
– А ты куда едешь?
– Мне на Спартановку.
Глаза у Насти засверкали. Подспудно я был рад её появлению – это принесло долю спокойствия, что мне не придётся тупо сбегать с пьянки. Теперь мы были сообщниками, во всяком случае, мне так казалось. Где-то далеко, на окраине сознания. Как в детстве, когда смотришь фильм, потом отрываешься от просмотра и спустя какое-то время возвращаешься – персонажи, обстановка, завязка – всё осталось прежним, но тебе с трудом удаётся найти себя в происходящих событиях, зритель во мне бесследно исчез, и я нахожусь здесь, без единой мысли, что происходит и что нужно делать. Всё делается без меня, а я смотрю вокруг и ничего не узнаю. Мне даже стало приятно находиться рядом с Настей, будто она служила залогом моего возвращения на привычное место в перевернувшемся мире.
– Можно с тобой? – сказала она. – Мне до Тракторного. Я доплачу, если что.
– Без проблем.
– Ага, хорошо.
Мы попрощались с ребятами. Поздравили друг друга ещё раз с поступлением. Водка практически закончилась. У Саши с Вовой глаза были полны тумана, среди которого можно было заметить отблески совершенно безучастных зрачков. Интересная у них будет ночка. А завтра ещё на пары. Блин. Голова будет трещать с утра.
Наконец мы с Настей спустились вниз. Во дворе было тихо и пусто. Выйдя через арку на улицу, я нашёл нужную машину. Я сел впереди, Настя же заняла заднее место.
– Нам на Тракторный и на Спартановку, – сказал я.
Салон был чистым, пахло каким-то освежителем. Играло радио. Летние хиты отживали свои последние часы. Ди-джей, видимо, готов был повеситься от одиночества в безлюдной студии.
– По второй продольной, – уточнила Настя. – Высадите на Тракторном рынке?
– Да, хорошо, – ответил водила.
Мягкое сидение располагало ко сну. Нечто тяжёлое давило на веки.
Машина тронулась и выехала на проспект Ленина. Несколько раз я взглянул на Настю в зеркало заднего вида – она смотрела в окно, ни на что не обращая внимания. Мысль о том, что мы были сообщниками, угасла. Даже в самом моём взгляде, отражённом в амальгаме, угадывалось скрытое намерение решить загадку этой девушки, проникнуть в её жизнь, поближе разузнать терзающую её тревогу, присутствие которой, подавленное
