– Рядом с моей сестрой.
– А она где?
– Ну, в общем…
– Только не говорите, пожалуйста, что вы и ее украли!
– Ее схоронили на кладбище возле церкви, но мама хотела, чтоб сестра была здесь рядом, на подворье, как это раньше делали. Могильщик нам помог, когда мы ее забирали, а священник закрыл на это глаза. Здесь люди столетиями хоронили своих близких у себя, но однажды на пороге появились важные шишки в костюмах и заявили, что сейчас так нельзя: предписания гигиены. Ну вот, тогда это и началось.
– Началось что?
– Ну, все эти выкапывания.
– Подождите, вы что хотите сказать?..
– Кладбище, рядом с церковью, мимо которого мы проезжали на пути к дому, похоже на кладбище в деревне Хельги: фотографии, кресты, ну, вы помните.
Я кивнула.
– Так вот. Оно пустое. Там не лежит никто.
– Вы сейчас прикалываетесь, да? – вырвалось у меня, и я недоумевающе уставилась на него.
– Здесь люди сами решают, как им поступать со своими умершими. Так и должно быть. Это правильно. Официально мы людей хоронили, а могильщики – они же садовники на кладбище – лишь присыпали могилы землей. Ночью покойника можно было забрать и похоронить как полагается, т. е. рядом со своим домом. Так здесь хоронили столетиями.
Я не отрываясь смотрела на панораму гор перед собой и долго ничего не могла сказать. А потом на меня вдруг накатил приступ смеха, который через некоторое время перекинулся и на Гельмута.
– То есть: кладбище пустое? – прыснула я. – Люди приходили на похороны, и все – могильщики, посетители, священник – знали, что ночью гроб будут выкапывать?
– Именно так, – Гельмут хохотал, хлопая себя по ноге.
– Гельмут, бредовее этого я ничего не слышала.
Мы смеялись оба, смеялись до слез. На губах у Гельмута опять появился синий оттенок, и он вставил в нос свои кислородные трубки.
– Ну вот, наконец-то хорошие слезы. Гораздо лучше, чем наши прежние завывания, вы не находите? – все еще ухмыляясь, заметил он.
– Да уж. Еще как! – мне тоже надо было перевести дух.
В дверь позвонили.
– Это, наверное, Ульрих, – сказал Гельмут.
– Ульрих?
– Да. Это здешний адвокат. И нотариус. И еще молочник. Но может и ключи изготовить.
– Он… кто?
– Как думаете, сколько дел здесь может быть у адвоката? Десять в год? В основном, завещания. На что-то ведь ему надо жить, поэтому он взял на себя молочную ферму отца, когда тот умер.
Гельмут, хромая, зашагал к двери, я пошла вслед за ним.
– Приветствую, Ульрих! – мужчина уже стоял в коридоре.
Здесь крали своих покойников, и о закрытых дверях здесь, видимо, тоже не особо задумывались. Другой мир, действительно.
– Старина Гельмут, думал ли я, что еще раз увидимся… – в его выговоре слышался сильный акцент местного диалекта. Кажется, он был искренне рад Гельмуту. Мужчины обменялись рукопожатием, восторженно хлопая друг друга по плечам.
– Давай, заходи! Заходи, присаживайся с нами на террасе!
Я пыталась успокоить Джуди, которая после своих недолгих аналитических размышлений все же пришла к выводу: посетитель подлежит смерти, к сожалению. Она истошно лаяла, рычала, стараясь сорваться с поводка в моих руках.
– О, какой хороший песик! – повернулся Ульрих к Джуди. – Молодец! Дом защищаешь, да? Молоде-е-ец!
То, что незнакомец еще и заговорил с ней, превратило ярость Джуди в бешенство. Я быстро привязала поводок к ножке массивного крестьянского шкафа в гостиной: он точно выдержит ее приступ ярости.
Гельмут и Ульрих вышли на террасу. Я принесла воды, и некоторое время мы сидели вместе на террасе, завороженные видом гор.
– Каковы, а? – видимо, имея в виду горные вершины, сказал Ульрих.
– Да, – вторил ему Гельмут.
– Надо же.
– Да, надо же такое.
Молчание.
– Где ты пропадал все эти годы? – начал Ульрих снова.
– То тут, то там. Ты ведь знаешь.
– А Хельга?
– Она… она умерла.
– Господи, Гельмут, мне так жаль, – он похлопал друга по плечу.
Ульрих был лет на десять моложе Гельмута. Похоже, они знали друг друга еще детьми.
– Ты… ты ее…
– Она со мной. Да.
– Отлично! – теперь Ульрих понизил голос. – И что ты намереваешься делать? Я имею в виду…
– Она знает, – кивнул Гельмут в мою сторону. – Говори спокойно, все в порядке. Я хочу часть Хельги развеять, а остатки пепла положить к Кристофу и другим: к родителям и Регине.
Разумеется, родителей они тоже выкапывали.
– Звучит разумно. Значит, ее кремировали.
– Да. Я подумал, так проще перевозить.
– Хорошо, что привез. Так, почему я здесь…
– Паула, – Гельмут был прямолинеен, – сходите-ка кружок-другой с Джуди, прогуляйтесь. У нас тут личный разговор.
– Ладно, – я немного обиделась, что меня выдворяют прочь.
– Я вовсе не хочу вас обидеть. Вам это не интересно будет: нотариальные дела, эм-м… Мне надо кое-что урегулировать.
