у тебя депрессия, ты вполне способен распознать, через какой цикл проходит твой разум, пусть и ничего не можешь с этим сделать.
В ушах звучал голос Лэндона: «Ты эгоист».
А перед глазами стоял Чип. И то, как он избегал моего взгляда.
Я ему доверял.
Я знал об их дружбе с Трентом. Знал, что он ни разу не выступал против него. Знал, что он был и сообщником, и свидетелем, когда Трент унижал кого-то на потеху публике.
И все равно ему доверял.
А значит, я это заслужил.
Шмыгнув носом, я достал телефон. От капель дождя на экране заблестели маленькие радуги.
Что я должен был сказать маме?
Что мы с Лэндоном расстались? Или просто поругались?
Учитывая, что он бросил меня на школьном балу, первое более вероятно.
– Дарий?
Я обернулся и снова уткнулся в телефон. Мама написала, что за мной приедет бабуля.
Чип сел рядом на бордюр, расставив колени так, что одно ударилось о мое.
– Да уж, неловко вышло, – сказал он с нервным смешком.
– Что тебе нужно?
Он нахмурился и посмотрел на руки.
– Хотел извиниться за то, что сказал Трент.
За то, что сказал Трент.
Чип вечно извинялся за Трента.
Я ничего не ответил.
– Ты как?
– Нормально.
– А где Лэндон?
Я помотал головой.
– Что случилось?
– Вы с Трентом случились! – заорал я, но тут же понизил голос. – Он и так на меня злился, а потом вы с Трентом начали надо мной смеяться, и это стало…
– Я над тобой не смеялся.
– Но ты рассказал Тренту о том, что видел в раздевалке.
Чип вздохнул.
– Да.
– Я не понимаю – зачем? – Я давился словами, но продолжал: – Я думал, мы друзья.
– Потому что ты мне нравишься, ясно? – Чип сглотнул. – Ты мне нравишься, и я говорил о тебе с Трентом, потому что не мог выкинуть тебя из головы. Мы были в раздевалке одни, и ты был такой красивый. Ты и сейчас красивый. Красивый, веселый, заботливый и добрый. Ты самый милый человек из всех, кого я знаю. И я с ума сходил из-за того, что причинил тебе боль. И быть так близко к тебе тоже было невыносимо.
Чип положил руку мне на колено и сжал, но я решительно убрал ее.
– Не трогай меня.
– Но…
Я не верил Чипу.
Если я ему нравился, почему он так со мной обращался?
Пульсар в груди дестабилизировался и взорвался.
– Это тебе не какой-нибудь сериал, в котором ты можешь годами издеваться надо мной, а потом просто поцеловать и заявить: «Угадай что? Все это время я был геем!» В реальной жизни так не бывает.
– Я квир. Парни мне тоже всегда нравились, – прошептал Чип. – И я никогда не пытался тебя поцеловать. Я над тобой не издевался.
– Зато молча наблюдал за тем, как это делает Трент. Стоял и слушал, как он отпускает расистские шуточки. Придумывает гомофобные прозвища. И ни разу не пытался его остановить.
– Трент не гомофоб. Он знает, что я квир.
– Можно дружить с квирами и быть при этом гомофобом.
Чип шмыгнул носом.
Сложно было понять, плачет он или всему виной дождь.
– Ты поэтому посоветовал мне уволиться?
– Что?
– Хотел, чтобы я меньше времени проводил с Лэндоном?
– Нет! Я бы никогда… Ты ходил такой грустный. А я всего лишь хотел, чтобы ты стал счастливым, правда.
– Зачем я вообще тебя слушаю? Ты ничем не лучше Трента.
– Прости. Я не знал. Я заставлю его оставить тебя в покое, обещаю.
Циприан Кузумано так ничего и не понял.
Дело было не в том, как обращался со мной Трент.
Дело было в том, как относился ко мне сам Чип.
Вдали показались огни бабулиной «камри». Она заехала на парковку и посигналила.
Я вздохнул и встал.
– Дарий? – окликнул меня Чип. – Прости. Я не хотел тебя обидеть. Мне очень жаль.
Чип всегда говорил, что ему жаль. Но его действия говорили об обратном. Он ни капли не изменился.
Я вытер лицо и откашлялся.
– Ага, ладно.
Что еще я мог сказать?
Пожалуй, ничего.
День психического здоровья
В понедельник утром мама постучалась ко мне в комнату.
Я перевернулся в кровати и застонал.
Я отключил будильник, когда нужно было вставать на пробежку, и снова уснул, несмотря на шум просыпающегося дома.
Хотя нет, сначала я набрал Сухраба.
Снова.
А он снова не ответил.
И вот тогда я упал в кровать.
Мама опять постучалась.
– Дарий?
– Чего?
Она приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
– Ты в порядке?
Я вздохнул.
– Можно у меня сегодня будет день психического здоровья?
В последний раз я устраивал себе день психического здоровья осенью в девятом классе, когда врач выписал мне новый препарат от депрессии и каждое утро, когда приходило время одеваться, у меня случались панические атаки.
Папа истово верил в силу этих дней.
Мама вошла и села на краешек кровати. Убрала мне волосы с глаз и положила руку на лоб, словно могла определить состояние моей психики как температуру.
– Уверен, что завтра не станет хуже?
У нее были причины сомневаться. Иногда день психического здоровья позволял перевести дух и встать на ноги. Но иногда, прикрываясь днем психического здоровья, ты просто откладывал встречу с чем-то неприятным. И чем дольше ты это откладывал, тем серьезнее становилась проблема.
– Не исключено, – признал я.
Мы с ней почти не обсуждали школьный бал.
Я сказал только, что поругался с Лэндоном.
А потом поругался с Чипом.
– Смотри, если хочешь остаться дома, оставайся. У тебя еще есть время подумать. Я загляну перед выходом.
– Спасибо, мам.
Она поцеловала меня в лоб.
– Люблю тебя.
Похоже, разговор с мамой подействовал, потому что я нашел в себе силы вылезти из кровати и собраться в школу.
Весь день я старательно избегал Чипа. Вечером нам предстояла игра, и до нее нужно было успеть сделать домашку – в пятницу меня ждала контрольная по немецкому, – но я знал, что не могу пойти в «Чертоги разума».
В паре кварталов от школы располагалась публичная библиотека. Я нашел свободный столик в дальнем углу, рядом с детским читальным залом, в котором малыши как раз слушали сказку.
Мое внимание привлекла милая девочка в розовом комбинезоне. Я помахал ей и заметил, что лак на указательном пальце слегка облез. Мне нужно научиться ухаживать за маникюром.
Девочка помахала мне маленькой ладошкой и убежала.
А я подумал об Эви и о том, как нам было хорошо вместе.
Интересно, с дядей Трентом ей тоже хорошо?
Потом я подумал о Чипе и о том, как хорошо мне было с ним.
Зря я позволил себе ослабить защиту.
Мысль об этом жалила сильнее всего.
Я
