– С такой инфекцией вы были на волосок от смерти. Радовались бы, что выжили!
– Вся штука в том, что я хочу не жить. Я хочу летать.
Природа наградила Мермоза недюжинным здоровьем. Способность его организма к восстановлению врачей поражает. Барабанная перепонка понемногу восстанавливается. И хотя слух к нему вернулся, впереди у него еще длительное восстановление.
– Три месяца покоя.
– Три месяца! Невозможно! К началу следующей недели мне нужна выписка.
– Перепады давления при взлете и приземлении могут оказаться крайне опасными. Ваша барабанная перепонка подверглась серьезному вмешательству.
– Но не могу же я целых три месяца лодыря гонять! Почты для доставки хоть завались!
Но врачи стоят на своем. И после двух недель, в течение которых он нарезает круги по Парижу, Мермоз решает выехать поездом в Тулузу, чтобы попытаться убедить Дора как можно скорее допустить его к полетам.
Глава 28. Тулуза, 1926 год
Однажды вечером после окончания рабочего дня в мастерских постояльцы «Большого балкона» становятся свидетелями появления широкоплечего светловолосого мужчины в кашемировом пальто.
– Это Жан Мермоз, – с почтением произносит механик.
Брови Тони в изумлении ползут вверх. И поднимаются еще выше, когда он видит, что мадам Маркес, мирно сидевшая на стуле за стойкой регистрации и вязавшая чулок на длинных деревянных спицах, вдруг открывает глаза и громко зовет сестру:
– Одиль! Беги сюда, да поскорей, месье Мермоз вернулся!
Вновь прибывший улыбается, и, на взгляд Тони, улыбкой загадочной. Есть в этом его жесте вежливости какая-то притягательность, противостоять ей невозможно. Хозяйки, подпав под магнетизм этого гостя, обладателя неслыханного авторитета, бестолково, как обезглавленные курицы, снуют по всей гостинице в стремлении срочно подготовить для него комнату и немедленно подать ему ужин.
В эту секунду на сцене появляется Гийоме – в мокрой куртке и со взъерошенной головой. Увидев нового гостя, прямиком идет к нему и заключает в крепкие объятия.
– Ну как ты, Жан?
– Превосходно. Единственная проблема – упрямство медиков. Они считают, что я должен отдыхать…
– В таком случае тебе нужно заняться именно этим.
– Вот уж от чего я точно заболею, так это от отдыха!
Тони, повинуясь импульсу тех пружин, что вдруг толкают нас изнутри, встает и очень решительным шагом направляется к тому месту, где стоит Мермоз.
– Меня зовут Антуан, Антуан де Сент-Экзюпери.
– Большое дело, и что с того?
Слова Мермоза звучат так издевательски и резко, что Тони не знает, что сказать в ответ. Внезапно приходит осознание неловкости от того, что вторгся в личный разговор, влез туда, куда его не приглашали. На щеках у него проступает краска стыда, и, пытаясь извиниться, он спотыкается.
– Вы продолжайте, то есть… прошу меня извинить.
Новый гость смотрит на него с насмешливой серьезностью, но, когда Тони начинает неуверенно пятиться, Гийоме протягивает руку и берет его за плечо.
– Сент-Экс – летчик. Совсем скоро у него заканчивается испытательный срок в мастерских.
Он вполне мог бы сказать, что Тони всего лишь обычный помощник механика, или вообще ничего не сказать, подыграв насмешке своего высокомерного друга, но тут становится понятно, из какого теста сделан Гийоме.
– Сент-Экс, позволь представить тебе Жана Мермоза, одного из пилотов африканской линии.
– Африканской…
Он не может сдержаться, не может не повторить эхом это слово и широко раскрывает глаза. Африка вызывает образ бесконечного солнечного света, разлитого над бескрайними просторами. Его погружение в себя столь глубоко, что летчики обмениваются недоуменными взглядами.
– Вы бывали в Африке? – спрашивает его несколько менее церемонный Мермоз.
– Приходилось, недолго. Я провел несколько месяцев в Касабланке, когда проходил службу.
– А я хочу в Касабланку вернуться.
Мадам Маркес сообщает Мермозу, что суп на столе.
Гийоме смеется.
– Когда здесь ты, мы все становимся невидимками!
Все трое садятся рядом в столовой, и Гийоме начинает расспрашивать Мермоза о барабанной перепонке.
– Единственным риском для меня может стать разве что вопль Дора.
– Но ведь Дора никогда не кричит, – возражает Гийоме.
– Он кричит шепотом, – заявляет Тони.
– Да! В самую точку! Он вопит шепотом!
Разговор за ужином не умолкает ни на минуту. Начинает скручиваться невидимая нить.
