там тебя в половине седьмого.
– Ну вот, это уже похоже на план. До встречи.
В понедельник она ушла с работы пораньше, объяснив Качу свои обязательства перед коллегой.
Кафе было набито по самые балки, и, судя по тому, что увидела Руби, война никак не отразилась на этом бизнесе. Помогло делу и то, что пайковые нормы не распространялись на рестораны, а поскольку стандартное меню укладывалось в приемлемые один и шесть, заведение пользовалось успехом как среди семей, так и среди молодых пар. Она, случалось, заходила сюда, в последний раз с Вай, на которую произвела впечатление черно-белая униформа официанток и их изящные шапочки. По какой-то забавной причине их называли «кузнечиками» – возможно, они заслужили это прозвище тем, что со скоростью кузнечиков перепрыгивали от одного стола к другому.
В двадцать минут седьмого Руби заказала чашку чая, яйцо всмятку и два тоста с маслом. Она почти доела яйцо – первое за несколько недель, – когда в четверть восьмого появился Дэн.
– Извини, опоздал, – сказал он, пожал ей руку и сел по другую сторону столика. – Заблудился. Они, кажется, никогда не заморачивались – строили город как попало.
– Пожалуй, да. Хотя такие старые города, как Лондон, всегда строились бессистемно.
– Справедливо. Так, что тут у них есть? Жратва в отеле просто ужас. – Он открыл меню, быстро прочел, отложил в сторону. – И это все?
Она посмотрела на свое меню – такая же брошюрка, как у него.
– Я бы сказала, что ты избалован выбором. Это стандартное меню, за один и шесть – это полтора шиллинга, что равно приблизительно тридцати центам, – ты покупаешь главное блюдо, десерт и чашку чая или кофе. Можешь попробовать горячие овощи в горшочке. Есть еще сосиски с пюре, если хочешь что-нибудь более сытное.
Он скорчил гримасу, снова пробежал меню.
– Я надеялся на стейк. Или хотя бы свинину на кости. Я готов себе руку отъесть.
– Мясо здесь в дефиците уже некоторое время. Ты понимаешь, что мы на острове? На острове, который два с половиной года живет в блокаде?
– Ха-ха, это объясняет, почему все вокруг такое занюханное. Ну, ладно.
Он подозвал «кузнечика» и сделал заказ, хотя перед этим дотошно расспросил ее о составе сосисок.
– Я слышал всякие истории про здешние сосиски. Будто они набиты опилками и кониной.
Добродушная улыбка «кузнечика» сменилась гримасой ужаса.
– Уверяю вас, сэр, что в наших сосисках нет ничего, кроме лучшего…
– Пожалуйста, извините его, – вмешалась Руби. – Он не местный – только что приехал. Я ему все объясню.
– Хорошо, мадам.
– Так ты, значит, – сказала Руби, обращаясь к Дэну, – говоришь, что хочешь выслушать мои советы, как тебе тут крутиться?
– Это Митчелл предложил, – сказал он обиженно. – Сказал, что ты расскажешь мне, как тут все устроено, – ты ведь тут уже пожила, слава богу.
– И я буду рада сделать это. Начнем с основ. У тебя уже есть пресс-карта? Нет? Тогда тебе нужно поспешить в Министерство информации и уладить этот вопрос.
– Похоже, с этим не должно возникнуть никаких трудностей.
– Еще тебе понадобится удостоверение личности, продовольственная книжка и книжка на одежду, – продолжила она. – Не знаю, где здесь ближайший полицейский участок, но это тебе в отеле скажут. Еда в ресторанах без ограничений, но если ты решишь, что тебе следует питаться в отеле трижды в день или, скажем, только завтракать, то тебе придется отдать продовольственную книжку им.
– А ты как живешь? – спросил он. – Питаешься в отеле?
– Теперь нет. Я живу с друзьями, и мы объединили наши книжки. Это дешевле, чем питаться в ресторанах.
«Кузнечик» принесла заказ, который выглядел и пахнул удивительно аппетитно, и Дэн, потыкав несколько раз в сосиску вилкой, преодолел свои сомнения и начал есть с удовольствием.
– Что касается разрешения на печать, – продолжала Руби, – то тебе придется получать его у чиновника в Министерстве информации. Не могу тебе сказать, каким будет процесс одобрения.
– Мне нужно получать одобрение британского правительства на статьи, которые будут печататься в американском журнале? Ты шутишь.
– Дэн, послушай меня. Я не шучу. Никому из нас не нравится цензура, но здесь это факт нашей жизни, и я могу спорить на годовое жалованье, что вскоре цензура станет таким же фактом и у нас дома. Мои статьи отправляются в МИ – это рутина, и статьи, которые оказываются в «Америкен», уже отцензурированы здесь. Не пытайся ни при каких обстоятельствах отправить что-нибудь в Нью-Йорк без одобрения. Иначе тебя мигом лишат пресс-карты – это я тебе гарантирую.
– Значит, я должен буду работать, а мне в шею будет дышать какая-то канцелярская крыса из их правительства?
– Тут сетовать бесполезно. Узнай требования прикрепленного к тебе чиновника и не пытайся делать какие-то обходные маневры.
– И как ты это выносишь? Весь этот надзор над тем, что ты пишешь? Даже над тем, что ты ешь?
– У меня нет выбора, – сказала она. – Так зачем я буду скулить и жаловаться? Ну вот, если у тебя больше нет вопросов, то я, пожалуй, отправляюсь домой.
– И ты оставишь меня в одиночестве доедать эту жалкую сосиску? И пить ту бурду, которую они называют кофе?
– Оставлю, но перед уходом я тебе открою один маленький секрет. Британцы много чего вынесли за последние годы. Да и я тоже немало вынесла. И я не жалуюсь. Я просто констатирую факт. В сороковом году я пережила пятьдесят семь ночных бомбардировок, как и большинство людей, сидящих в этом ресторане. Я потеряла все, что у меня было, когда мой отель разбомбили в декабре. Но я с этим живу. Обхожусь без кофе и шоколада. И еще сотни других маленьких прелестей, которые я принимала как само собой разумеющееся. И я не собираюсь ныть по этому поводу. Этим я бы только впустую тратила время и раздражала людей.
Она встала, готовясь позвать «кузнечика» и оплатить свой заказ. Было уже поздно, она устала, и она гораздо больше предпочитала компанию Ванессы, чем Дэна Мазура, которого не желала терпеть больше ни минуты.
– Руби, подожди. Извини. Я искренне. Просто… я немного нервничаю, только и всего. Я в первый раз за границей, и я никак не думал, что все здесь будет настолько по-другому.
Руби села, глубоко вдохнула и напомнила себе, что она тоже нервничала и чувствовала себя неуверенно, когда только приехала в Англию.
– Да, здесь по-другому, – согласилась она, – но это не какие-то глубинные различия, просто другое произношение, незнакомые слова и теплое пиво. А суть такая же. Вопросы, которые ты задаешь, – такие же вопросы ты бы задавал и дома. «Как дела?», «Что вы думаете?», «Как это работает?»… На самом деле все просто, когда ты поваришься в этом.
– Пожалуй, ты права. Знаешь, Руби – только пойми меня правильно, – я
