- Наверное! - засмеялся Гарднер. - Хороший охотник! Не знаешь даже, на какую птицу хочешь охотиться!
- Не важно, - улыбнулся молодой офицер, - было бы ружье.
- Нет, у меня нет, ты же знаешь, я не охотник. Правда, - сказал он, подумав, - убил я раз зайца...
- Да и то жестяного, в тире, - окончил молодой офицер, и оба опять засмеялись.
- Да! - сказал вдруг Гарднер и полез в ящик стола. - Ведь Кирстен живет с тобой в одной квартире?
- В одной-то в одной, - сказал офицер, - только я его никогда не вижу. А что?
- А вот! - Гарднер протянул ему пакет. - Читай: "Передать лично, в собственные руки".
- Даже так? - смешливо удивился офицер. - Ну, давай, передам и лично и в собственные руки. - Он взял письмо, прочитал обратный адрес на конверте и засмеялся. - Ну, так я знаю, от кого это, честное слово, знаю.
- Знаешь? - спросил Гарднер и что-то отметил на том же длинном, узком листе бумаги.
Молодой офицер стал рассказывать об особе, которая написала это письмо.
- И вот, понимаешь, раз я встречаю их в театре. Честное слово, после того, что я знал о нем и о ней, я глазам не поверил. Но факт - та же самая девушка.
- Девушка! - засмеялся Гарднер. - Брюнетка, говоришь? Не люблю брюнеток: они мне почему-то напоминают....
Зазвонил телефон.
Гарднер снял трубку.
- ...напоминают мелких муравьев, - докончил он быстро.
- Ну! - сказал круглолицый офицер и засмеялся.
- Такие же черные, сухие, кусачие, - договорил Гарднер и крикнул в трубку: - Да!
Офицер спрятал письмо и, продолжая улыбаться, вышел из кабинета.
С минуту Гарднер слушал неподвижно и внимательно, а потом закричал:
- Голову, голову надо иметь на плечах, а не пустую тыкву! Вам не автомобили нужно, а... Одним словом, это меня не касается!.. А, да идите вы все к черту!.. А что вы раньше думали? - Его не расслышали, он слишком кричал. - Что ж вы рань-ше, говорю, ду-ма-ли?.. А сейчас, когда понадобилось, так вы забегали!.. Да идите вы с вашим транспортом!
"Транспортом"! При чем тут транспорт? - подумал Ганка. - Ведь Гарднер начальник гестапо, а не..." Но это он подумал только вскользь, мимоходом, какой-то ничтожнейшей клеточ-кой сознания. Он весь был заполнен совершенно иным, простым и ясным чувством: он казался себе таким маленьким, жалким и гадким, вот в этой смятой сорочке, без галстука (и галстук даже сняли боялись, что он повесится!), смятой, нечистой сорочке, смятом же пиджаке рядом со здоровыми, чистыми, красивыми людьми, которые говорят об охоте, театре и женщинах, смеются и острят и не замечают его потому, что он уже не живой человек, а вещь, мебель, часть обстанов-ки, до существования которой им нет никакого дела. И вот опять, как тогда, в камере, в этой большой, светлой комнате, широко залитой солнцем и пронизанной терпким зеленым ароматом, ему подумалось опять, что то, что произошло, уже ничем не поправимо. Он поглядел на свои грязные руки, смятую, как будто изжеванную одежду, вспомнил, что он уже третий день не брился, и опять почувствовал глубочайшее неуважение к себе.
Гарднер со звоном обрушил трубку и тускло, не издеваясь, не сердясь, не любопытствуя, поглядел на Ганку.
- А я ведь вас не приглашал садиться, - сказал он каким-то безразличным, но, во всяком случае, не угрожающим тоном. - Вам нужно запомнить, господин Ганка, что здесь ничего не делают самовольно, а только исполняют приказ... Впрочем, сидите!
Он выдвинул ящик стола, вытащил оттуда толстый том и открыл его на заложенной странице.
- Вот, - сказал он, - слушайте. "И вот теперь, опубликовав эту фальшивку, Кениг требует, чтобы в награду за искусство его выбрали в члены академии. Что ж, вполне возможно, что эта просьба и будет уважена Геббельсом. Калигула приказал же посадить в сенат своего коня, и на этом основании мы не смеем утверждать, что Кениг уже вовсе недостоин места в Прусской академии, давно превратившейся в самый разношерстный зверинец. Но смеем поставить на вид Кенигу, что в данном случае его претензия звучит просто смешно. Его фальсификация черепов обнаруживает торопливую и топорную работу. Деформировать череп - еще не значит что-то доказать. Надо знать, как и в каком направлении должна быть проделана эта работа. Кенигу прежде всего следовало бы придумать объяснения тому ничем и никем не опровержимому факту, что в разных концах мира - в Европе, в Африке, в Азии - находят черепа с одними и теми же характерными чертами строения, дающие при реставрации одну и ту же четкую картину. Эти черепа первобытного антропоида открыты и около Пекина, и в Западной Европе, и в Индонезии. Только самая незначительная часть их прошла через руки профессора Мезонье или подвергалась исследованиям в его лаборатории. Вообще же деформация препарированного черепа - дело технически трудное и вряд ли даже исполнимое. Автор этой статьи, конечно, помнит, что когда кто-то впервые встал на путь подлога, то и он, этот ныне прожженный авантюрист и шулер в области науки и политики, занялся отнюдь не деформацией черепов, а простой подтасовкой разрозненных костных фрагментов человекообразной обезьяны и так называемого курганного человека. Что из этого получилось, конечно, автору тоже отлично известно. Нужно только прибавить, что разоблачен этот кто-то был все тем же профессором Мезонье, которого ныне Кениг обвиняет в таком же, только несравненно более искусном подлоге. Впрочем, дело отнюдь не в этом..." Вот это было напечатано в "Ежемесячном обозрении наук и искусств". Автор этой статьи - вы.
"Значит, они арестовали редактора, - быстро подумал Ганка. - Или нет, конечно... Редактор уехал в Англию и не вернулся... Но тогда кто же?"
Он посмотрел на Гарднера. Тот сидел, постукивая корешком журнала по столу. Лицо его было по-прежнему спокойно.
"Что же ему теперь сказать? - подумал Ганка. - Хотя ведь он все равно не поверит".
Гарднер бросил журнал на стол и встал.
- Вот что, - сказал он негромко, - когда я вас о чем-нибудь спрашиваю, надо мне отвечать сейчас же. Автор этой статьи - вы! Что же значат все эти туманные намеки: "Автор этой статьи, конечно, помнит, что когда кто-то впервые встал на путь подлога..." - ну и так далее? Кто же этот "кто-то"? И далее: "этот ныне прожженный авантюрист и шулер". Кого вы так называете? Кто это шулер, на кого вы намекаете?
Ганка молчал. Мысль его работала быстро и неустанно.
"Что сказать? Что сказать? Господи, что же сказать?" - думал он и ничего не мог решить, мысль его толклась на одном месте.
- Так! - Гарднер не сводил глаз с его лица. - Теперь вон что! У меня есть полная возмож-ность заставить вас говорить, и я, безусловно, прибегну к ней, но по такому пустяку... - Он слегка пожал плечами. - Впрочем, если вам это желательно... - Он снова вернулся на свое место и посмотрел оттуда на Ганку спокойно и жестоко.
Ганка почему-то не испытывал страха. Уверенное и спокойное чувство безнадежности было настолько полным и заглушающим все, что на жестокую улыбку Гарднера он ответил улыбкой же, оцепенелой и почти спокойной. И все-таки тогда же он почувствовал, что говорить ему следует. "Там, где можно обойтись без этого, - подумал он, избегая мысли "об этом", то есть о том страшном и неизбежном, что ему придется перенести, - там нужно попытаться это сделать ".
- Мне было известно, что автором статьи является брат жены профессора Мезонье.
- Да? - Гарднер смотрел на него ясно, выжидающе, в упор, но опять-таки без всякой угрозы. - Ну а сам профессор, он знает это?
- Нет, не думаю, - Ганка покачал головой, - во всяком случае, он мне сказал бы.
- А вы ему?
- Я тоже ничего не говорил.
- Значит, профессор не знает? - подытожил Гарднер. - Хорошо! Ну а вы что знаете? Вот конкретно: что значит фраза о том, что Кениг знает о каком-то фальсификаторе, который... вот тут "разрозненных костных фрагментов", обломков костей, что ли? Так в чем тут дело? Объясните.
"Зачем ему это? - подумал Ганка. - Ведь я признался. Чего он хочет еще?"
И коротко он сказал, что ему было известно о крупной ссоре профессора Мезонье с его шурином, случившейся пятнадцать лет тому назад.
- А подробнее, подробнее! - подстегнул его Гарднер. - Вы же близкий человек в доме профессора, вы должны знать все это.
"Ну, уж если так тебе хочется..." - подумал Ганка и рассказал, что пятнадцать лет тому назад господин Курцер работал у профессора в качестве младшего научного сотрудника.
- Младшего! - даже крякнул от удовольствия Гарднер.
- Да, младшего. На его обязанности лежало препарирование материала и описание некоторых второстепенных коллекций.
- Так, так, - Гарднер не сводил глаз с лица Ганки,- второстепенных! Дальше!
- А дальше произошло вот что. Однажды пришлось произвести кое-какие небольшие раскопки разведывательного порядка, профессор был очень занят по подготовке Международного антропологического съезда по вопросам предыстории, который должен был произойти в здании института. Его сотрудники были заняты тоже. И вот послали Курцера.
- Потому что старших научных сотрудников профессор от работы отрывать не пожелал? - спросил понимающе и даже сочувственно Гарднер.
