в центре НАСА, поэтому я пользуюсь возможностью насладиться обретенным спокойствием. Есть в вождении автомобиля по пустой дороге одна вещь, которая мне по-настоящему нравится, – то, насколько механически им можно управлять. Такая поездка оказывает на меня почти терапевтическое воздействие, поскольку я получаю возможность хорошенько обдумать все, что со мной успело произойти. И что еще только ждет впереди.
Я останавливаюсь возле живописной животноводческой фермы, чтобы сделать небольшой стрим прямо посреди улицы, предлагаю своим подписчикам посмотреть в девять часов специальный выпуск, посвященный спасению миссии «Орфей-5». Закончив трансляцию, я продолжаю движение, наслаждаясь пейзажем. В дневном свете Техас приобретает какое-то особенное очарование. Жизнь тут течет медленнее, тише, и дышится здесь легче, чем в Бруклине.
И боже, я безумно скучаю по Бруклину, но мне и здесь хорошо. Причем гораздо сильнее, чем я мог предположить. У меня все замирает внутри, когда я думаю о Леоне. О вкусе его губ и том, как близость его тела заставляла меня ощущать себя в полной безопасности и покое.
Несмотря на мою страсть к планированию, к бесконечному просчету возможных вариантов, я не знаю, что принесет мне завтрашний день. Не знаю, как пройдет оставшаяся часть года. Продолжу ли я жариться здесь на солнце или буду прятаться в тени на пожарной лестнице своего бруклинского дома? Сожму ли я снова Леона в объятиях или найду кого-нибудь другого… спустя какое-то время? Внутри меня зреет беспокойство, и я крепко сжимаю руль, чтобы не потерять контроль над эмоциями.
Для меня важно постоянно держать руку на пульсе. Спланировать пятьдесят вариантов путей, по которым пойдет моя жизнь, – и каждый должен меня полностью устраивать. Но сейчас есть только один приемлемый для меня путь. Тот, который позволит мне остаться здесь, с Леоном. А еще с Кэт, другими астронавтами – и миссией «Орфей-5».
Когда я открываю дверь дома, мама бросает на меня взгляд со своего любимого дивана.
– О, дорогой. Кэт рассказала мне, чем вы занимались. Садись.
Я устраиваюсь рядом.
– Это все, чем я мог хоть как-то помочь. Думаю, сработает.
Мама кладет руку мне на спину, и я невольно напрягаюсь. Я качаю головой, все еще думая о возможных сценариях моей жизни, и это ввергает меня в такую пучину тревоги, откуда до безумия остается один шаг. Дыхание затрудняется, и я так сильно стискиваю зубы, что начинает болеть челюсть.
– Я хочу, чтобы все стало на свои места, – начинаю я. – Да, знаю, людей не исправить. Даже если очень стараться, понятно, что ничего не получится. И я в курсе, что таков нормальный ход вещей, но… эта миссия – возможно, я действительно смогу ей помочь. У меня куча подписчиков, и мне кажется, что они очень волнуются за этот проект. Я только…
– Кэлвин, стой. Ты не обязан беспокоиться из-за миссии, отцовской работы или дорогих тебе людей, которые, как ты утверждаешь, сломлены и нуждаются в помощи. Никто не сломлен. Все в порядке.
Но это неправда: я сломлен. Я сижу здесь, на этом диване, за малым не распадаясь на части, и… все так сложно.
– Не пытайся постоянно помогать людям. В противном случае этот процесс никогда не закончится. Словно у тебя самого нет права на ошибку. Просто пытайся по мере сил улучшить ситуацию. Возможно, твои видеоролики и не изменят мнение Америки об этой миссии, но точно окажут ей поддержку. Люди узнают настоящую историю «Орфея-5», независимо от того, отправится ли он когда-нибудь в полет. – Мама наклоняется, чтобы внимательно посмотреть мне в глаза. – Радуйся этому.
– Спасибо, – благодарю ее я.
Мамины слова врезаются мне в сознание, и напряжение в груди постепенно начинает ослабевать. Я не знаю, насколько мои усилия важны и какими бесполезными будут казаться завтра, если выяснится, что никого не волнует судьба этого проекта. Но я принимаю мамино мнение близко к сердцу. Для меня миссия важна. И для многих сотрудников НАСА тоже.
Хотя бы тут сомневаться не приходится.
Я встаю и замечаю, что на кухонном столе стоит открытая коробка с новенькими садовыми инструментами.
– Что это? – недоумеваю я. – Ты… решила удариться в садоводство?
– Только не смейся, – смущается мама, – но я ходила в парк. Тот, где мы работали сразу после того, как сюда переехали.
Я издаю непроизвольный стон, вспоминая тот изматывающий, потный день.
– Ненавижу то место.
– Там мило. Кустарник не такой кривой и странный, как тот, что посадила тетя Тори, но его все равно требовалось подрезать. – Она вытирает предательскую слезу. – Как бы то ни было, я встретилась с дамой, которая заведует кухней, где используют фрукты и овощи оттуда, и бедняжка пожаловалась, что никто так и не вызвался занять место Мары, поэтому я предложила свои услуги в качестве добровольца.
– И это означает…
– Что этой осенью тебе придется заняться сбором урожая. Между прочим, твой перец растет очень неплохо.
Наконец я добираюсь до своей комнаты и замечаю на магнитофоне новую кассету: альбом Heart группы… Heart [32]. Я понятия не имею, кто они такие и почему эта кассета оказалась в моей комнате, поэтому вставляю ее в деку и нажимаю кнопку воспроизведения. Мне сразу же попадается песня «If Looks Could Kill»: мощный рок-вокал в духе восьмидесятых гремит в наушниках, перекрывая энергичные гитарные аккорды и синтезатор. Это что-то невероятное. Я увеличиваю громкость, пока от рева гитары у меня не начинает болеть голова.
Открыв глаза, я вижу маму, прислонившуюся к косяку моей двери, и тут же снимаю наушники.
– Где ты ее достала? – удивленно спрашиваю я.
– Эй, это не я. К тебе тут заглядывал кое-кто и оставил эту кассету. Он сомневался, понравится она тебе или нет. Я сказала ему, что Heart была фантастической группой и не стоит так переживать. Насколько я поняла, он нашел ее у себя в подвале, а магнитофона у них нет. – Она улыбается, собираясь уходить. – Он привел массу оправданий, почему решил тебе ее принести, но, думаю, настоящая причина только одна: ему хотелось, чтобы ты почувствовал себя хоть немного лучше.
Я дослушиваю альбом до конца. И понимаю, что мама права: может, я и не полностью пришел в себя, но мне определенно полегчало. Я ощущаю прилив сил и волнение от мысли, что Леон приходил ко мне домой, ожидая увидеться со мной и сделать подарок. А значит, возможно, он начинает мне доверять – мне и тем отношениям, что нас связали.
Я до сих пор не написал ему сообщения, потому что в голову не приходит ничего, кроме элементарного «Спасибо!», а такой ответ выглядит слишком банальным. Я должен увидеть Леона.
И я смогу это сделать. Сегодня вечером мы точно встретимся.
Без десяти девять я звоню в дверь дома Такеров. После тщательных размышлений я решил надеть простую майку с V-образным вырезом, джинсы-«варенки», коричневые слипоны и шляпу. Огромную шляпу для сафари в стиле
